Как сложно быть ангелом (СИ)

Он что-то выкрикнул, но я уже выбежал на свет фонарей, под которым носилась толпа людей. Оторвался. Я тяжело дышал, прижимая к себе Софу. Как же я рад, что она на него упала.

— Раф, машина! — взвизгнула она.

Я резко замер. В сантиметре от нас пронесся автомобиль. Я унёсся подальше от двора, в котором чуть не умер, руки дрожали от страха, возбуждения и тяжести. Вскоре мы были дома. Дженни оставила записку о том, чтобы есть мы готовили сами, она поехала к отцу.

— Аккуратней! Стой, не трожь, ай! Да не так же, бляха, как больно! — выкрикивала Флейм, пока я укладывал её на диван и обнимал. — Ты чего плачешь? Откуда на тебе кровь? Кто этот чёрт, на которого я приземлилась?

— Я… он… там…. Это… вот.

— Понятно, вы обсуждали разведение тюльпанов и герани, а я нагло прервала ваш диалог. — она шмыгнула носом и вытерла слёзки, но они настойчиво скатывались из её глаз.

— Д-да нет же! А ты почему плачешь? Ты как вообще на крыше оказалась?

— Меня нашли два демона и попытались убить за то, что я с тобой дружусь. Я рванула убегать, случайным образом забралась на крыши, и в режиме спайдермена помчалась так, попутно отбив себе обе почки, лёгкое и по-моему из меня вышел обед после трёх неудачных сальтух. На последней мне резко стало больно бежать, и кое-как доковыляв до относительно невысоких зданий…

— Двадцатиэтажка!

— Я попыталась спуститься по внешней лестнице, но нога вышла из чата и я стремительно полетела вниз, отбив её окончательно.

— Ногу, или лестницу?

— Да. А потом я увидела тебя, ты меня, а нас двоих тот пидор с геранью.

— Никакой он не пидор с геранью, он хотел меня убить!

— Нет, в моих глазах он точно пидор с геранью. Я цветы просто не люблю. Стой… убить?!

— Я потом расскажу, дай ногу осмотреть, ты её наверняка сломала.

— Только не трогай.

— Как я тогда пойму, сломана кость или нет?

— У тебя в глазах рентгена нету, да? — с безнадёгой спросила она.

— Я очень аккуратно, честное слово.

Прошло две минуты.

— Ай! Ай-ай-ай, не трогай меня! Не надо! Помогите, меня трогают! Убивают!

— Я тебе ещё даже штанину не закатал, хватит капризничать!

— Больно мне, ясно?! — навзрыд сказала она. — Мне блять пиздец как больно, понял?!

— Бедняжка, мне правда очень жаль, — я поцеловал её в лоб. Она замолчала и покраснела. Я закатал штанину джинсов и аккуратно, стараясь действовать только кончиками пальцев, пальпировал её ногу. И оказался прав. Софа её сломала. — Перелом. Надо идти в больницу.

— Больно, — хныкала она. — Ты не можешь хоть что-то сделать?

— Я… хорошо, я очень постараюсь. — я взял её за руку. — Потерпи немножко. Если срастить не смогу, то хотя бы уберу боль.

Софа закивала и стала мять мою ладонь обеими лапками. Я принялся пытаться её исцелить. С меня скатывался пот, голова кружилась. Перелом — не такая уж сложная вещь, с которой я управлялся ещё в пять лет, неужели же я не смогу избавить от боли любимую женщину? А впрочем… Уриил ведь был прав, я тряпка и трус. Зачем ей парень, который не то, что за неё, а даже за себя постоять не может? Но пусть мне и не светит с ней, но ведь ей сейчас очень больно. Софа мне жизнь спасла, я обязан её отблагодарить, и вылечить перелом — меньшее, что я могу сделать.

====== О любви и пончиках ======

Комментарий к О любви и пончиках Кинк. И только кинк. И в следующей части будет то же.

Я кое-как срастил её кости, чуть не потеряв сознание.

— Они очень хрупкие, постарайся не бегать и не перегружать ногу ближайший месяц, — тяжело дыша сказал я.

— Спасибо, — она обняла меня.

— Не за что. Это ведь ТЫ меня спасла, — неловко улыбнулся я.

Софа посмотрела мне в лицо.

— Ты в порядке?

— Я немного устал…

— Я вижу, но я не о том. Ты очень грустный. — я опустил глаза. — Тот ангел… Уриил тебе что-то сказал?

— Только правду.

— Правду в вашем общем понимании?

— Вроде того.

— Я могу что-нибудь сделать? Например принести попить и выслушать. Что я и сделаю.

Она напоила меня чаем, вытерла кровь с подбородка и шеи и приложила лёд к синяку на скуле. Я рассказал ей абсолютно всё. Я был слишком разбитым, чтобы фильтровать свои мысли. Софа приобняла меня за бок.

— Давай его на бутылку посадим?

— А смысл? Он ведь прав. Я изнеженный жирный трусливый мямля, которому просто повезло быть братом народного героя.

— Рафи, — Софа взяла меня за руку, — ты всего-навсего чувствительный и ранимый мальчик. Ты добрый, милый, заботливый, открытый, ты прелесть. Ну пухленький немножко, что тут ужасного?

— Множко. Я не пухленький, Софа, пухленькая ты. Я толстый, жирный, я огромный.

— Я уже говорила, это очень деликатная тема для многих таких же стеснительных пончиков, как ты. Этим очень легко задеть, и люди, и как выяснилось, ангелы тоже, этим пользуются. На деле все мы любим еду, потому что это вкусно, просто кто-то набирает на зиму жирок, а кто-то не особо.

— Я не знаю, как реагировать.

— ЭТО правда, Рафи. А не оскорбления и упрёки. Если честно, то когда парень плачет, это… — она нежно улыбнулась. — Это так… не знаю, трогательно что ли. Так и хочется подойти, обнять, чмокнуть и утешить.

— Я могу хоть по десять раз на дню рыдать, раз тебе так нравится.