Как слышно

Сели по-турецки. Глеб удивился, какой холодный на дощатой сцене пол. Первые минуты Глеб машинально повторял Верины гримасы, вспоминая, сколько именно времени отвел Карабас на упражнение. Такое бывает: кто-то что-то сказал, а сразу забываешь. Тем более если думаешь о другом. Глеб думал о том, как поскорее свалить и как теперь ему лечиться. Забивалась в ноздри мелкая пыль, хотелось чихнуть. Он терпел, сосредоточившись на дыхании, пока не заметил, что дрожат пальцы – волнуется. Вот Вера чешет ухо, перекинув через голову руку в пластиковых перстнях. И ржет гиеной. И приходится тоже ржать, но гиеной Глеб не умеет, а Вера ржет уже не специально, чуть ли не делает перед ним шпагат, автоматически заставляя Глеба делать так же. Глебу совсем не смешно. Вера очень близко, по правилам надо смотреть ей в глаза, от нее несет апельсиновыми духами, немножко потом, но потом на удивление приятным. Глеб волнуется еще сильнее. Вера смотрит с беззаботной, морозной улыбкой. Глебу Вера не очень нравится, но Верино присутствие очень нравится его телу. Как ни странно, возможно, поэтому сама Вера и не нравится.

Когда в окна быстрым заколачиванием гвоздей застучал дождь, Карабас объявил, что «зеркало» кончилось. Весь красный, Глеб заковылял затекшими ногами в сторону Карабаса, наскоро извинился и пробормотал, что ему срочно нужно уйти. Карабас равнодушно кивнул и принялся объяснять остальным последнее задание, на рефлексию. Участвовать в нем Глебу не хотелось. Хотелось домой, а завтра поскорее в парк, на пробежку, чтобы никаких мыслей и рефлексий. Глеб даже не заметил, что за весь театральный час хлопков, чиханий и вскриков уши ни разу не прожгло.

Запертая молния

В пустынном вестибюле сидели только два худощавых студента, но они так обсуждали футбольный матч, что их голоса отзывались эхом еще на лестнице.

– Ты видел, как распластался? Это красная карточка, Валер, красная. За такую симуляцию.

– Слушай, ведь ему ногу задели…

Глеб прошел мимо них в гардероб – пыльный недолабиринт из квадратных решетчатых отделений-кабинок, каждая крючков на двадцать. В углу на входе кемарил вахтер с распухшим лицом. Он держал в руках пульт от выключенного телевизора, сжимая его обеими руками, как слиток золота.

– Да ладно, чутка задели. Это по-любому не повод корчиться.

Глеб надел ветровку и, вздохнув, собрался было на улицу, когда услышал странный жужжащий звук по соседству. Тихий, но резкий. Наподобие приглушенной бензопилы.

– Правильно все сделал арбитр. Канадец он, кстати.

– Вот и судил бы свой хоккей мудацкий, канадец.

Глеб обернулся на жужжание. Какая-то девчонка воевала с молнией бомбера. Она пыталась застегнуться двумя руками, возила замком туда-сюда, и черная ткань бомбера пузырилась, будто была неподатливым тестом. Глеба порадовало, что не он один не в настроении.

– Бомберы часто клинят, особенно если паленые брать, – заметил Глеб вслух.

– У меня фирменный, – выругалась девчонка и подняла голову. Никакая не девчонка – минимум девушка. Ростом почти с Глеба, каре обрамляет острое, немного вытянутое лицо. «А ты еще кто?» – читался вопрос на этом лице, по-честному суровом и оттого приятном.

– Я Глеб, – ответил Глеб и тут же подумал, что немой вопрос ему, вероятно, почудился. – Тебе помочь?

– Давай. – Девушка бросила недоверчивый взгляд. – Но вряд ли ты справишься. Тут адилище.

Глеб осторожно подошел, чуть наклонился. Девушка выпрямилась, словно ей измеряли рост. У нее был на редкость высокий лоб, а посреди лба – коричневая родинка. Маленькая, но все равно – как у актрисы индийского кино. «Специально сделала? Или, может, вообще ворсинка какая-то…» Ткань бомбера неприятно шуршала. Глеб взял и потянул замок на себя, чтобы разошлись металлические зубчики-звенья. Иногда помогало. Не теперь. Он медленно провел замок до упора вниз, а затем вверх, попробовал заранее соединить молнию пальцами, но замок все равно застревал на середине. Одного зубчика не хватало.

– Да ладно, спасибо, пойду так. – Девушка с досадой махнула рукой. – На улице вроде тепло, главное, что не сломался капюшон.

– У тебя зубчик отлетел. Только в ремонт если сдавать, там залепят, – посоветовал Глеб, будто бы компенсируя советом бестолковую помощь.

– Да ну еще, выкинуть пора куртку, ей три года. – Девушка зашагала к дверям.

– Ты после репетиции? – Глеб не спеша двинул в ту же сторону.

– После репетиции. Правда, я не играю, а костюмами занимаюсь. По шмоткам мой профиль, а здесь типа первой практики. Последний день, слава богам.

Они вышли на крыльцо. В отличие от пафосного вестибюля, крыльцо было простецкое, с узкими ступеньками. Дождь уже угомонился, лишь стекали с козырька длинные мутные капли.

– На дизайнера учишься? – спросил Глеб.

– Заканчиваю первый курс.

– Я как раз планирую, может, поступать на дизайнера. Ты в каком универе?

Девушка назвала вуз, но не то чтобы совсем крутой.

– А, я и туда рассматривал вариант, – сказал Глеб. – Можно у тебя узнать будет про поступление?