Скажите, после такого доклада можно было считать маршала в рядах симпатизирующих начальнику СМЕРШа? Это была почва для обиды, а память об унижениях долговечнее, нежели память о благодеяниях. Берегись человека, не ответившего на твой удар, – говорил когда-то Бернард Шоу, – он никогда не простит тебе и не позволит простить себя. Со временем в водоворот таких ситуаций все больше и больше затаскивало знающего себе цену Абакумова, но забывавшего тех, кого задел пусть даже параграфом статьи, заложенной в законе. Со временем «обиженных» становилось все больше и больше, особенно среди придворных партийного ареопага. Одни проглатывали обиду молча, без реакции, другие готовились проглотить обидчика.
Но на этом клонировании обидчиков остановлюсь ниже.
Зверства оккупантов
«Русский должен умереть!» – под этим лозунгом фотографировались вторгшиеся на советскую землю новые крестоносцы в лице солдат и офицеров вермахта. Александр Верт, сын русской эмигрантки и англичанина, британский журналист, корреспондент газеты «Санди таймс» и радиокомпании Би-би-си, находившийся в СССР всю войну, говоря о злодеяниях фашистов, отмечал, что все, что писали о немцах Алексей Толстой, Михаил Шолохов и Илья Эренбург, звучало мягко по сравнению с тем, что советский боец услышал собственными ушами, увидел собственными глазами, обонял собственным носом. Ибо, где бы ни проходили немцы, они везде оставляли после себя зловоние разлагающихся трупов.
Да, советский солдат много страшного увидел и услышал, поэтому-то «ярость благородная» у него в борьбе с поработителями «вскипала, как волна».
Немцы не собирались разбираться в подвидах населявших территорию Советского Союза «унтерменшей», «недочеловеков», «быдла»: русский и еврей, белорус и украинец равно были обречены на смерть. Гитлеровцы пришли не помогать строить новое общество, а убить миллионы, а немногих оставшихся превратить в рабов.
Они не щадили ни грудных детей, ни женщин, ни стариков, оставляли после себя обезлюдевшими города и села, сожженные дома с их жителями, набитые трупами колодцы и заваленные рвы с телами убитых. Везде, где ни ступала нога оккупанта, создавалась так называемая «зона пустыни».
Сердце и душу начальника военной контрразведки В.С.Абакумова каждый день пронизывали мрачно-трагедийные строки донесений с фронта о злодеяниях немецкой военщины. Читая эти документы, он ворочал желваками, одновременно отдаваясь чувствам и пытаясь унять мысли уйти на фронт. Побеждало сознание, что Сталин поставил его на этот пост, и он должен качественно отработать в битве с незримым противником, делающим все возможное, чтобы ослабить и добить Красную Армию, бьющуюся в конвульсиях первых неудач. В конце концов, он должен оправдать оказанное ему вождем высокое доверие.
Полночь. Лубянка. В одном из кабинетов дома № 2 на четвертом этаже мягко горела настольная лампа. Задернутые шторы из плотной ткани не пропускали свет наружу – действовал строгий закон светомаскировки. Хозяин кабинета – руководитель военной контрразведки Абакумов В.С. внимательно знакомился с почтой. Вот его рука потянулась к очередному документу, лежащему сверху бумажной стопки. В руки попалась разведсводка опергруппы НКВД СССР от 20 октября 1941 года об обстановке в районе г. Можайска. В ней говорилось о результатах разведки на Можайском участке фронта, в частности, в Наро-Фоминском, Можайском и Верейском направлениях. Перечислялись места стоянки и пути перемещений германской боевой техники, дислокации немецких гарнизонов, результаты опросов местного населения и наших военнослужащих, вышедших из окружения.
Его уставшие глаза снова прицепились к тексту:
«В дер. Татищево Наро-Фоминского района находится штаб немецкой части. Дер. Порядино… занята немецкими войсками, откуда ведется артиллерийская и минометная стрельба по направлению на восток.
По пути следования немцы усиленно грабят население, режут скот, отбирают одежду и продукты питания. В свой тыл гражданское население немцы пропускают, обратно никого не выпускают. Среди населения немцы распространяют провокационные слухи о том, что занят Ленинград и скоро будет взята Москва…»
В конце разведсводка рисовала неприятные картины продвижения гитлеровцев на Можайском и Верейском участках фронта.
«Как тяжело бойцам, командирам, народу и самому Сталину, ответственному за все и перед всеми людьми страны, – искренне размышлял Виктор Семенович. – Но, судя по тому, как сражается армия и ополченцы, как работают оперативные группы, как действуют партизаны – Москва не падет. Да, тяжело и порой стыдно, что так быстро откатились до самой столицы, но Москва – это не Россия, и в то же время Москва – это Россия. Французы в двенадцатом году тоже не только быстро дошли до Белокаменной, но и захватили ее. И что же? Получили по зубам. Война подарит нам новых Кутузовых из числа нынешних молодых полководцев, главное, чтобы они не занимались шапкозакидательством, были хладнокровны в принятии решений и не были бы трусами…»