Как снять кино без денег

Что же делать молодым, но в требованиях своих бескомпромиссным режиссерам? Если нельзя рассчитывать на помощь? Что делать? Когда и денег неоткуда взять (попытки собрать деньги по краудфандингу в интернете проваливаются одна за другой), и опускаться до съемки свадеб не хочется? Что?

Единственный вариант, выход, способ, путь, единственный возможный, верный и правильный вариант действий режиссера при всем вышеперечисленном — продолжать снимать кино самому и на свои.

Вот ведь штука... Все: гении, великие, все без исключения художники, писатели, поэты прошлого и настоящего писали и творили сами и... на свои. И Гоген, и Ван Гог, и Моцарт, и Пушкин, и Достоевский, и Толстой, и Шекспир. Да, потом продавали. Но потом, то есть по принципу нынешних интернет-платформ — «посмотри, и если понравится, перечисли денежку».

Творить своими силами и самому. А потом... А потом искать зрителя. И он тебя рассудит. А потом рассудит и судьба.

И не думать. И не ждать. Не надеяться. И заниматься делом. Своим. Пока есть силы, пока могу заработать деньги на свое кино в другом месте. И не идти на компромиссы со своей профессией. Сегодня компромисс — завтра пустота.

Если компромисс, то тогда зачем быть режиссером? Короче, снимать. Пока есть, что снимать. И что сказать. Вот, что главное. Снимать. Любыми способами. Во что бы то ни стало.

Сегодня для меня этот текст звучит несколько идеалистично (жизнь и не таких кромсала!), но до сих пор по сути своей верно. Тем более, если ты успешен в своих фильмах, то обязательно появятся друзья, которые тебя поддержат, инвесторы, спонсоры, которые дадут денег. Так было у меня.

 Уже со второго фильма я снимал не только на свои деньги, мне помогали. Второй фильм мы снимали в кооперации. Третий фильм взял под крыло один продюсер, вложив в него кругленькую сумму. А четвертый фильм, «Последнюю ночь», самый дорогой мой фильм, я снимал полностью на деньги друзей-инвесторов.

Так что видите, дерзость и безбашенность оказались вполне рациональны. Неуемное желание во что бы то ни стало снимать, пусть даже на собственные и последние деньги, обернулось несколькими картинами и инвестициями, которые я привлек к себе — своей деятельностью, энергией, верой в себя и самопожертвованием.

В общем, я все правильно сделал. Делайте и вы. Горите и дерзайте. Нет преград и нет ничего невозможного. И когда вы это поймете и начнете работать, люди к вам потянутся, и деньги тоже. Потому что никто в тебя не поверит, пока ты сам в себя не веришь.

А поверишь в себя — и в тебя поверит весь мир.

Глава вторая. Ты — никто. И звать тебя никак

Я положил на таймлайн монтажной программы кадр, поставил курсор и стал смотреть, какой кусочек отрезать и взять в фильм. Ничего особенного, тривиальный кадр. Бумажный стаканчик из-под кофе стоит на железном столбе, а сзади, в расфокусе, зеленый лес. На стаканчик села мошка, посидела немного и улетела. Трогательно, случайно и как будто знак. Я замер, а кадр шел и шел. Наконец я остановил курсор. И отрезал.

Это был последний кадр, который мы сняли так, как снимали восемь лет подряд. Как кино не снимал никто и никогда. Последний кадр. Фильм был окончен. Закончена огромная, невероятная по своему размаху история. История, которая перевернула наши жизни.

Кино всегда начинается с того, что твое одиночество заканчивается. И начинается семья. Я совершенно серьезно. 2011 год. Передо мной сидел мой первый оператор Костя и смотрел на меня немного дурными, но абсолютно счастливыми глазами. Он, в общем, всегда такой, увлеченный, немного с сумасшедшинкой, но совершенно позитивный парень. Тогда мы оба были похожи на счастливых невест, которым завтра выходить замуж. Встреча режиссера и оператора как двух заговорщиков — с этого начинается долгий путь фильма.

Мы встретились, обнялись, затем сели и начали обсуждать, прямо в кафе, наш фильм. Через несколько дней появятся еще люди, команда, и все они будут как один большой организм. До тех пор, пока не снимешь фильм и пока не придет острое чувство пустоты. Но это будет потом. Тогда я еще не знал, что так будет, и был счастлив. Будоражило предвкушение нового и неизвестного, ну и, конечно, было очень страшно.