Машенька тоже держалась удивительно спокойно. Она не впадала в истерику, просто молча ходила рядом с качалкой, держа меня за руку, а по щечкам бежали слезы. На душе у меня скреб когтями и завывал целый кошачий квартет, и больше всего на свете хотелось вернуть время на день назад. Сказать родителям, что нас встречать не нужно, мы доберемся сами.
Мы попрощались возле лифта. До сих пор помню ее грустные глазенки и худенькую фигурку в чужом костюме. Я впервые оставила ее одну с бабушкой, под защитой Высших Сил, которые утром сохранили нам жизнь. Двери закрылись, улыбка сошла с лица и на глаза набежали слезы.
– Не переживайте, сделают операцию, не успеете и глазом моргнуть, как будет уже завтра, и вы снова увидитесь, – успокаивали меня медсестры.
Внимательные, добрые, отзывчивые. Именно такие люди должны окружать человека, попавшего в беду, чувствующего себя разбитым, подавленным и беззащитным. Тепло и забота творят чудеса. Я была глубоко тронута таким внимательным отношением ко мне и моим близким. Очень благодарна медсестре из районной клиники, которая проводила меня до дверей операционной и пожелала удачи, хотя давно могла уехать. Но не оставила меня в одиночестве.
Можно ли одновременно чувствовать тревогу и облегчение? В моем случае это было естественное состояние. Мы наконец-то добрались до операционной. Это было единственное место, где меня могли подлатать и снять боль. Только здесь мне окажут реальную помощь и зададут необходимое направление к выздоровлению. Уже скоро, после операции я из травмированного пациента превращусь в выздоравливающего. И, когда приду в себя, возможно, у меня будут заработают ноги… Я так устала себя подбадривать, что хотелось просто отключиться, ничего не видеть и не чувствовать… Но наркоз…
Был у меня один неприятный опыт. Лет десять назад на первом курсе университета у меня подмышкой образовались волдыри. Несмотря на то, что они болели и гноились, мы обратились к врачу не сразу. Старались сами вылечить их народными средствами до той поры, пока у меня не стала опухать рука и грудь и кружиться голова. Поздно вечером мы с мамой поехали в приемное отделение дежурной больницы. Волдыри оказались гидраденитом, и требовалась операция под общим наркозом. Самолечение довело до перспективы заражения крови.
Я быстро отключилась, не досчитав до десяти, а когда очнулась, то с ужасом поняла, что меня на бешеной скорости на каталке по больнице возят цыгане! В ярких платьях, золоте и с медведем! Шум, гам, дикий смех, водоворот ярких платьев, грохочут колеса!! Я стала кричать, пыталась слезть с каталки и убежать из этого вертепа, но тело меня не слушалось! Окончательно в себя я пришла только через некоторое время на больничной койке. Вся в слезах, соплях, с распухшим от слез лицом и в полной уверенности, что цыгане увезли меня куда-то в далекое незнакомое место. Но вокруг никого не было, кроме мамы. Табор ушел в глубины моего подсознания, оставив неприятное послевкусие от сильных галлюцинаций после общего наркоза. Подвижность, как и сознание, так же возвращалась довольно долго.
Перспектива еще одной встречи с веселыми ромалэ никак меня не вдохновляла.
– У вас есть аллергия на препараты?
– Нет. Но наблюдались сильные галлюцинации после общего наркоза. Пожалуйста, пусть кто-то будет рядом, когда я приду в себя.
Мне было тревожно оставаться один на один с проделками своего подсознания. К тому же, было ощущение, что после всего пережитого, шумный цыганский табор – это лишь вершина айсберга. Нужен был кто-то, на кого можно будет опереться, если меня вновь поглотят игры разума. Но, как оказалось, наркоз наркозу рознь, и в этот раз угроза исходила вовсе не от видений…
Я лежала под тонкой больничной простыней в одних трусиках. В волосах запутались хвойные иголки, на руках уже обозначились синяки и ушибы. Ноги по-прежнему не шевелились. Правая сторона отзывалась жуткой болью при любой транспортировке. Я периодически проваливалась в какое-то полузабытье, отрицая окружающую реальность. Да и как тут поверишь окончательно? Ведь несколько часов назад я, в первый день долгожданного отпуска выходила из аэропорта в родной стране, а сейчас лежу в операционной разбитая, полуголая и парализованная. Меня спросили еще о чем-то, но я не расслышала.
– Я так устала… Когда начнем?
– Все будет хорошо, повторяйте за мной раз, два, три четыре….
Глава 5
Мужской голос вытягивал меня из небытия, чувства возвращались, и я открыла глаза.
– Да, она очнулась! Смотрите на меня! Вы меня видите? Слышите меня?
Голос принадлежал молодому темноволосому медику. Он сидел рядом и продолжал задавать вопросы, рассеивающие послеоперационный туман.
– Вы меня слышите?