Один из самолетов, насколько помню «сопвич», я придал Симбирской Железной дивизии. И вот после занятия Сызрани, когда в треугольнике Сызрань — Самара — Ставрополь шли бои, Гая Дмитриевич с летчиком (кажется, тов. Кожевниковым) садится где-то на картофельном поле под самой Самарой, узнает, что белогвардейцы из нее почти все удрали, и, вооружившись ручными гранатами, отправляется в город. Самару он знал хорошо и сразу двинулся на телеграф. Перепуганные его грозным видом, телеграфистки покорно стали отбивать на нескольких аппаратах: «Всем! Всем! Всем! Я, Гай, нахожусь в Самаре. Да здравствует Советская власть!»
А через некоторое время от Сергея Сергеевича Каменева по прямому проводу из Арзамаса мне пришлось выслушивать примерно следующее:
«Вы доносите, что войска армии ведут упорные бои на подступах к Самаре, а оказывается, Симбирская дивизия уже заняла ее. Доложите точно, до полка включительно, положение частей армии».
Почти одновременно меня запрашивал и Михаил Николаевич:
«Где сейчас находятся полки Железной?..»
Произошло это 7 октября. Мы с В. В. Куйбышевым очень опасались, что телеграмма из Самары от имени Гая является белогвардейской провокацией. Но в ночь на 8-е все разъяснилось. После тщательной проверки штаб донес С. С. Каменеву и по другим адресам о том, что рабочие Самары изгнали «учредилку». А к исходу дня, Не встречая сопротивления, в город вступили части сначала Четвертой армии, потом (часа два-три спустя) Первой Революционной.
Первая годовщина Октября
В памяти моей ярко запечатлелось празднование первой годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. По просьбе трудящихся Сызрани мы организовали военный парад. Командовать этим парадом М. Н. Тухачевский поручил мне. Принимали его сам командарм и члены Реввоенсовета О. Ю. Калнин и С. П. Медведев.
День выдался довольно прохладный, но еще бесснежный. На площади выстроились все части Сызранского гарнизона. Внешний их вид был далеко не блестящим — винтовки всех существующих в мире систем, изношенные до дыр шинели, порыжевшие кожаные куртки, нередко подпоясанные ремнями с медной пряжкой, на которой двуглавый орел старательно затерт или даже замазан краской. А обувь и того хуже — просто не разберешь, что у кого на ногах. И при всем том — радость на лицах, недурная строевая выправка.
В десять часов появился Реввоенсовет армии.
Подаю команду «Смирно! Слушай на караул!» и верхом на вороном гунтере курцгалопом подскакиваю с рапортом к командарму. Приняв рапорт, под звуки «Интернационала» Реввоенсовет во главе с М. Н. Тухачевским объезжает войска и выстроившиеся тут же колонны сызранских рабочих.
Мосле парада Реввоенсовет и командиры штаба армии собрались в бывшем «операционном» зале банка. Здесь был зачитан приказ по армии и вручены награды. Михаил Николаевич Тухачевский удостаивался золотых часов с надписью: «Храброму и честному воину Рабоче-Крестьянской Красной Армии от ВЦИК. 7.Х. 1918 г.». Такие же часы получили начальники дивизий тт. Гай, Лацис, Воздвиженский, а в штабе — И. Н. Устичев, М. Н. Толстой и я. Из командиров частей золотыми часами был награжден Петр Михайлович Боревич.
Многие командиры и отличившиеся в боях красноармейцы получили от ВЦИКа именные серебряные портсигары, подстаканники и... комплекты кожаного обмундирования. В частях в этот день было приказано выдать «улучшенное» питание: к обычной норме добавлялись полфунта черного и четверть белого хлеба. Но красноармейцы решили весь белый хлеб передать в только что созданные детские сады. Кроме того, по приказу Тухачевского из запасов армии сызранской детворе было передано два пуда сахару.
В степях Украины
Начальник штаба 1-го Богунского полка, сформированного Н. А. Щорсом. С июня 1919 года — командир 2-го (389-го) Богунского полка.
В Унече штаб богунцев занимал небольшой деревянный домик с высоким крыльцом и большим двором.
Однажды — это было в октябре 1918 года, когда, пытаясь разложить наши ряды, вражеские лазутчики всячески настраивали бойцов против ежедневных строевых и полевых занятий,— произошел один эпизод, характеризующий храбрость и собранность Щорса.
Таким он был всегда
Я сидел в штабе за работой. Время было послеобеденное. Щорс только что приехал с поля, с занятий, и писал, сидя за соседним столом.
Внезапно во дворе раздался топот, шум. На крыльце кто-то крикнул, и тут же просвистела пуля. Тотчас прогремели поблизости еще выстрелы, на крыльце затопали, дверь распахнулась, и в комнату ворвалось несколько человек с винтовками наперевес. Передние навели оружие на Щорса и на меня. В мою руку, потянувшуюся к поясу за револьвером, уперся штык. «Бесполезный и глупый конец»,— промелькнуло в голове.
— Выходи во двор, откомандовал! Там братва тебя научит, как вертать старый режим! — закричал на Щорса чубатый партизан.