Как стать богом

И это крайнее, что говорит Вадим, буквально, сражённый на месте внезапно пришедшей свинцовой усталостью. И ещё, он видит удивлённые глаза Командора, каждый по маленькому чайному блюдцу…

Спать!

* * *

Ведро с нарзаном

Jeep Grand Cherokee в пропасти

Лирическое отступление №1. «Дед Вадима Христофорова»

Семён Иванович Шейков, «Сима», 1915 г.р. Настоящий герой, вся грудь в орденах и медалях! Артиллерист, зенитчик, защищал ленинградское небо в Пулково. С двумя тяжелейшими контузиями, но выжил. И он как-то под рюмку рассказал Вадиму вот такую историю про жизнь и смерть на войне. Историю, которую вряд ли когда-нибудь опубликуют:

В сентябре 41-го его, 26-летнего лейтенанта и молодого коммуниста, послали с секретным пакетом из его зенитной части в Пулково в Главный штаб, что на Дворцовой площади. Ещё ходили трамваи…

И, вот, приехал ранним утром Сима на том трамвае на Невский проспект. Народу — тьма. Хотя фрицы уже и Бадаевские склады разбомбили, да и так постреливали, но кабаки ещё работали. Ну и зашёл Сима в какой-то подвальчик, время-то есть. Взял сто граммов водочки, то-сё… А там девушка симпатичная, одна сидит.

Дед Сима в кабачке на Невском, 1941 год

— Давай, — говорит, — солдатик, за Победу!

Ну и дали они с ней! Чего уж там она ему подлила… В общем, очнулся вечером лейтенант Шейков в какой-то грязной ленинградской подворотне. Без сапог, без пистолета, без документов и без… секретного пакета из части.

Босиком пришел Сима на Дворцовую. Не мог иначе — коммунист же… Умирать пришёл, ясное дело, виноват, а время военное. Его сразу в конвойную, мол, сиди и жди расстрела. А по тем временам стреляли ещё не сразу, проводили что-то вродедознания, и бумаги оформляли. Пришёл дознаватель, пожилой майор, пишет бумагу:

— Фамилия? Имя? Отчество? Где родился?

Хоп!

— Так ты что, Ивана Шейкова сын⁈ — кричит, — Да мы же с твоим батей всю Гражданскую прошли, я же дядя Николай! Он же тебе про меня рассказывать должен был⁈

— Рассказывал, товарищ майор, много рассказывал, — блеет Сима, — и как вы потом учительствовали вместе в Псковском уезде…

— Да как же ты так, Семён⁈

И короче… Отмазал этот дядя Коля деда, другие сапоги дал, бумагу какую-то с печатью и пинком в часть, дальше воевать. Судьба!

Тот дядя Коля умер в 70-х, и вся семья Вадима с тех пор ухаживает за его могилкой, молится за него, он деда спас и стал всем как родной. И Сима молился Богу, причём, всю жизнь. Вадим его спросил, мол, как так, офицер, коммунист… А дед на него посмотрел как на недоумка и сказал:

— А в окопах атеистов не было!

После войны Сима, пока мог ходить, работал военруком в соседней школе и дожил до 79 лет. Когда его отпели, морщины разгладились, и все увидели в гробу того самого молодого лейтенанта… А выносили гроб из Храма, звонарь дал в колокола и стая голубей сорвалась с высокой колокольни в голубое небо. Свечкой!

Салют тебе, герой-артиллерист, спи спокойно!

Сцена 4. Юрий Георгиевич Костомаров

…

СЮЖЕТ 4/1

Декабрь. Второй понедельник. Санкт-Петербург

Ночью, вдруг, в городе разражается оттепель — всё течёт, капает, стучит по железным карнизам. С внезапным грохотом обрушиваются подтаявшие ледяные пробки, проваливаются в многоэтажные жестяные колодцы водосточных труб.

Всю ночь он ворочается, просыпается и снова с трудом засыпает, слушает сквозь тяжелую дрему, как Жанка торопливо и неразборчиво говорит кому-то нечто совсем вроде бы несвязное, но, при этом, как ни странно, очень искреннее и беспримесно чистое — точно ручеек журчит среди зелени. В результате выспаться не получается: он поднимается в чертову рань, еще семи нет, с больной головой и злой как собака.

А день, между прочим, предстоит тяжелый: три контакта, причем все время с разными объектами и, при этом, один контакт, вообще, наружный.

СЮЖЕТ 4/2

Для начала, как и условлено, за пятнадцать минут до девяти он приходит на угол Малой Бассейной и Люблинской, где на доме с незапамятных времен мелом написано печатными буквами «Зюганов, спаси Россию!».

Рис.4/2. Юрий « Полиграф» Костомаров

Без одной минуты девять (немец паршивый, педантичный) на углу образовывается Работодатель — в обширном английском плаще до пят и с титаническим зонтом тоже английского происхождения. Он занимает позицию в шаге от Юрия, грамотно расположившись к нему спиной (мокрым блестящим горбом зонта), и дожидается клиента, который, видимо, ни немец, ни педант, а потому, опаздывает, как и полагается нормальному русскому человеку мужского пола, если свиданка не сулит ему ничего особенно хорошего или такого уж совсем плохого. Не проходит, однако, и пяти минут, как выясняется, что клиент еще вдобавок и не мужчина вовсе.

СЮЖЕТ 4/3