Как стать добрым

Происходило нечто странное и для меня — непостижимое, потому что Дэвид что-то явно скрывал. Ясно, что этот спор будет продолжаться до бесконечности, пока Молли не откажется доверять собственным ощущениям.

— Это совершенная чепуха, Молли, пойми же ты. Читай по губам: он… мазал… тебя…

— Какая разница? — миролюбиво втиснулась я в разговор.

— Еще какая!

— Но в чем дело?

— Она выдумывает. А нам же не нравится, когда выдумывают, не так ли, Молли?

— Да, — вынес свой вердикт Том, пользуясь удачно сложившимися для него обстоятельствами: — Выдумщица! Врунья!

Молли ударилась в слезы, крикнула:

— Так нечестно! Ненавижу! — После чего убежала к себе.

Таким образом, ГудНьюс за несколько недель ловко превратился в еще одну причину семейных ссор. Узнаю руку искусного волшебника, который это сделал. Назвать вам его имя?

— Хорошо сработано, Дэвид. У тебя снова все получилось. Поздравляю.

— Пусть не врет, правда, папа?

— Он мазал ее кремом, — заключил Дэвид, обращаясь в пустоту. — Я сам видел.

Дэвид извинился перед Молли (замечу, вовсе не по собственной инициативе: я внушила ему, что он должен поступить как взрослый человек, руководствуясь в первую очередь тем, что он отец), а вслед за ним принес свои извинения Молли и Том. В заключение Молли попросила прощения у них, и все пришло в норму. Таким образом, мир был достигнут ценой двухчасовой жаркой дискуссии о докторе-знахаре и его чудодейственных мазях, а также обсуждения моей любовной связи на стороне, в том смысле — знаменует ли она конец нашего брака или нет.

— Ну что, теперь поговорим? — обратилась я к Дэвиду, когда дети были уложены в постели.

— О чем?

— О том, что я сказала тебе в обед.

— И что ты намерена обсуждать?

— Мне кажется, ты мог бы высказаться по этому поводу.

— Нет.

— Значит, ты хочешь пустить дело на самотек?

— Я ничего не собираюсь пускать на самотек. Я просто хочу, чтобы ты в ближайшие дни оставила этот дом.

Это было что-то новое. Такого от Дэвида я не ожидала. Но что с ним произошло? Я не могла понять. Дэвид должен был поступить по-дэвидовски, что означало очередной поток обличительных речей, гневных нападок, несколько миллионов ядовитых замечаний и чертову уйму презрения, обращенных к Стивену. Но все это отсутствовало — такое впечатление, что ему все было по барабану.

— Там у меня все в прошлом. Все кончено.

— Не знаю, не знаю. Никто не просил Элвиса Пресли играть задаром.

Я почувствовала раздражение и панику — я не понимала ни его слов, ни тона.

— Что все это значит?

— Так сказал полковник Том Паркер [10]администрации Белого дома.

— Поясни, пожалуйста.

— Люди Никсона как-то позвонили полковнику Паркеру с просьбой выступить с воспоминаниями перед президентом в Белом доме. И знаешь, что ответил Паркер? Он сказал: «Прекрасно, о какой сумме идет речь?» Референт Никсона ответил: «Полковник Паркер, еще никто не просил денег за выступление перед президентом». И тогда Паркер сказал: «Не знаю, как насчет президента, но Элвиса никто не просил играть задаром».

— Я не понимаю! Перестань, пожалуйста! Это важно!

— Знаю. Мне просто вспомнился этот анекдот с полковником, так что я подумал, отчего бы тебе его не рассказать. Мне хотелось объяснить тебе этой историей то, что сейчас происходит между нами. Ведь ты поступаешь так, будто не желаешь ни с кем считаться. У меня такая манера изложения мыслей. Ты президент, я король рок-н-ролла. Я в тюрьме, ты на мотоцикле. Что ж, счастливого пути.

— Ты вовсе не это имел в виду.

Я сказала так, хотя почти наверняка знала, что именно это он и имел в виду. Видимо, это единственное, в чем мужчины нашего района не претерпели изменений. Они научились менять пеленки, рассуждать о чувствах, женской эксплуатации и прочих основах своего быта, но ни за что не признаются, что испытали хоть тень смущения или обиды — чего бы это ни стоило, он молчаливо проглотит все, что бы я ему ни сказала.

— Почему ты считаешь, что я имела в виду что-то другое? Помнишь? Мы же говорили об этом.

— Помню.

— Ну вот.