Как стать контрабандистом

Ну вот. Давайте уж скорее занавес. Премьера финской трактовки commedia dell'arte «Двери хлопают» порадует память автора. Актёры второго плана вроде все уже собрались. Теперь ждём появления на сцене главного действующего лица. Публика заждалась. Поаплодировать что ли? Или ногами потопать? Лицедеи, начинайте скорее, а то домой чертовски хочется! Эх, вам бы всем русский язык хоть немного подучить, тогда бы знали, что хотя в наречиях после шипящих на конце пишется мягкий знак, но есть исключения из этого правила: уж, замуж, невтерпёж. И уж как мне то невтерпёж!  Хрен с ним, с замужеством, но скорее бы свалить отсюда, хоть тушкой, хоть чучелом.

В это время дверь медленно раскрылась, и в неё величаво внёс себя очень холёный господинчик. За ним, отставая на шаг, семенила преклонных лет дама, неся в руках кипу бумаг. «Вот припёрся барин, барин нам рассудит», – мелькнуло в голове, но как-то стало неуютно. Просто страсть как не люблю таких субъектов. Причём именно вот таких, плакатно наглядных, как из методического пособия – с обрюзгшими лицами, выражающими презрение и скуку, только и умеющих что раздавать ценные руководящие указания своим вечно нерадивым работникам. И, при этом, они ещё умудряются никогда не отвечать вообще ни за какие дела и поступки. Номенклатурные рупорные бездельники. А у этого даже дорогие золотые очки и бородка клинышком оттеняют личину самовлюблённого зажравшегося бюрократа. Вот уж составчик подобрался, прости Господи.

Судья сделал вялый жест рукой, смысл которого я не совсем уловил. Было похоже, что он, даже не посмотрев на собравшихся, милостиво разрешил всем сесть. Это выглядело, может быть с его точки зрения, и торжественно, но вот только вокруг никто и не удосужился оторвать свой зад при его появлении. «Смазал сцену», – со злорадством подумал я, – «А мог бы сначала суровым взором всех окинуть, а потом сделать что-нибудь этакое, дабы нас в страх вогнать, таких бесправных sitters (в английском: не только означает сидящих, но и простофиль). Нежданчика там громоподобного подпустить, чем сразу показать, кто здесь хозяин и ввести припёршихся просителей в благоговейный трепет. Или ещё чем покруче щегольнуть. Слабовата школа, ох слабовата. Нету в нём столичного шику и крутых понтов».

Однако судья, во время своего шествия, так и не отвёл своего взгляда от кресла, которое должно было удостоиться великой чести принять его внушительное седалище. Осторожно сел, поёрзал, устраиваясь поудобнее, и сразу демонстративно уставился в столешницу. Дама, неотрывной тенью следовавшая за его спиной, немедленно разложила перед ним бумаги и стала что-то в них показывать пальцем, склонившись к его уху. Судья степенно кивал, а потом стал медленно вникать в указанные места. «А здесь что, к суду вообще не готовятся»? – тут уже я начал впадать в лёгкое смятение от этого зрелища, – «Вот такая импровизация с листа нынче в тутошней моде или моё дело для них и выеденного яйца не стоит»?

Повисла весьма продолжительная пауза. Все, кроме моего адвоката, зашелестели бумажками.

– В чём меня обвиняют? – через Костика я потихоньку задал вопрос адвокату.

– А вы не знаете?

– Нет, не знаю, – я тут же стал немедленно закипать.

– Я тоже пока не получил никаких документов.

У меня даже рот открылся от растерянности и весь запал ядовитой злости улетучился. Я всего ожидал, но только не такого. Полная дурка. Как в сказке. Чем дальше в лес, тем меньше света.

– А когда я узнаю?

– Прокурор доложит.

Всё, сил моих больше нет спрашивать. Буду только тупо ждать. Хотя, как не крути, это полный караул. Вылитый Kunstkammer или Куншт-КамОра, как говорят её ласково величал Пётр Ляксеич. Здесь явно в подражание ему создали свою каморку, но выпендрились и набили живыми экспонатами для наглядного изучения тупиковой ветви антропологии и этнографии. Пока своими глазами не увидел, ни в жисть бы не поверил! Зуб даю.

Ещё минут пять судья вникал в написанное. Буквы расплывчатые ему, что ли подсунули, или он вверх ногами читать сейчас тренируется? Затем, не поднимая головы, судья монотонно забубнил.

– Слушается дело 08/1740 от седьмого ноября 2008 года… – жарко дыша мне в ухо, зачастил близко придвинувшийся Костик. Да что ж это такое! Лучше бы зубы почистил, декадент, или на Dirol побольше навалил Stimorol. Не жалея. Я же до конца суда не доживу. Господи, да сегодня 7 ноября! По городу болтаются редкие колонны трудящихся. Идёт празднование исторического события планетарного масштаба. Октябрьский переворот. Ах, какое было время! Матросы берут винные подвалы Зимнего и тут такое начинается! Все бегают бухие с красными бантами и ликуют. Одни толкают речи, а другие ретиво ищут, где добавить и что ещё можно экспроприировать.

Я очнулся от лёгкого толчка Костика.

– Вам мало интересно? – прошипел он, – Следователь таможни сейчас будет выступать.

– Мне много интересно, – огрызнулся я, вздрогнув от неожиданности, – Но пока ничего ценного я не услышал. Одно крючкотворное словоблудие и вялая перекличка присутствующих.