В четверг Гена без звонка появился у нее на пороге, едва мама ушла «жить с бабулькой», а в пятницу — составил Вике компанию, когда она гуляла с Керри. Они гуляли почти до ночи, благо морозы и метели ушли, на улице значительно потеплело, и впервые в воздухе начала чувствоваться настоящая весна. Вика изо всех сил старалась казаться взрослой, серьезной, безэмоциональной. Делать вид, что все это ей совершенно не нужно, что она гуляет с Фроловым так, от нечего делать. Но когда у подъезда Гена заявил, что придет к Вике завтра, в субботу 8 марта, не смогла сохранить невозмутимость: растерялась, заулыбалась и согласилась. «Гороскопы врут: Раки сами способны поторопить кого угодно, чтобы ускорить любые события», — буркнула она себе под нос, оказавшись на лестнице.
Вика не знала, радоваться ей или огорчаться. Ведь с каждой встречей, с каждым разговором Гена становился все ближе ей, все привычнее, все роднее, и вместе с тем с каждым разом Вике становилось страшнее. Скрывать свои чувства становилось все труднее. В субботу с утра она, не выдержав такой бури и натиска со стороны парня, начала названивать Наде, чтобы вытащить ту погулять с собаками, а заодно и поговорить.
— Надя, он ко мне ходит каждый день! Что делать?!
— Черри, гуляй, гуляй, не путайся под ногами. Что говоришь? А в чем проблема? — Надя пыталась понять, что смущает подругу. — Ты же сама этого хотела: отношений, любви. Он предложил тебе стать его девушкой?
— Генка?!
— Нет, Женька Ищенко. Генка, конечно.
— Нет… — растерялась Вика. — Он просто стал приходить ко мне. Он чего-то от меня хочет.
— И чего это, интересно, он от тебя хочет? — улыбнулась Надя. — Встречаться с тобой он хочет! Странно, что он вслух это не сказал, но ведь все и так понятно. Не переживай. Все будет хорошо. Ты же так ждала этого.
— Но я не знаю…
— Чего ты не знаешь?
— Все так быстро, так быстро и неожиданно для меня. Я не уверена, хочу ли я его видеть каждый день. Я ведь привыкла сидеть дома вечерами одна… А теперь я даже уроки еле-еле успеваю сделать. Да и то не все. И еще я… Я все время думаю о нем…
— Это любовь! — снова улыбнулась Надя. — Вспомни книги и фильмы, там все героини и герои сразу обо всем забывают, когда влюбляются.
— Ты думаешь, он меня любит?
— Я думаю, ты его любишь.
— А он меня?
— Откуда мне знать? Сегодня 8 Марта, кстати. Я так понимаю, мы не будем собираться на «Бабсдэй»? Наш праздник отменяется? У тебя будет собственный, с Фроловым?
— Да… — потупилась Вика. — Ты это… прости, но он сказал, что придет в семь.
— Так это же здорово! И пусть наши дебильные однокласснички веселятся. Ты будешь с Генкой, а я — с родителями. К нам в гости родственники придут еще. Славка, кстати, тоже появится.
— Передавай ему привет.
— Охотно.
За разговорами подружки сделали полный круг вокруг двух девятиэтажек, в которых жили.
— Как ты думаешь, Гена придет? — не выдержав, спросила Вика.
— Конечно, придет. Он же сказал. Не веришь своему счастью?
— Я не знаю…
— Знакомая песня, — улыбнулась Надя. — Все будет хорошо. Делай салатики, наряжайся и жди его. Это так классно — ждать парня в гости. Я даже тебе завидую. Я ведь тоже хочу своего парня, да только где его взять?
— Смотри, — пихнула локтем подружку в бок Вика, кивая на компанию парней-металлистов примерно их возраста.
— Это — не мой вариант, — прошептала Надя, поскольку компания в кожаных куртках стремительно приближалась.
И тут же откуда-то из-за сугробов вылетели две собаки: фокстерьерша и спаниельша, и радостно бросились под ноги металлистам.
— Черри! — первая строго окликнула Надя.
Спаниельша послушно отстала от незнакомцев. Керри сама последовала ее примеру, Вике даже кричать не пришлось. Неформалы прошли мимо. Из-за спины подружек донеслось:
— Круто, собаку зовут Череп.
Вика сидела на кухне красивая-красивая. Перед столом с салатами. В платье и туфельках, с прической и накрашенная. Первый раз к ней в гости должен был прийти парень. Первый раз 8 Марта должно было стать настоящим праздником. Не таким, как в детстве, когда папа дарил им с мамой тюльпаны, нет, взрослым, когда она — не ребенок, она девчонка, которая ждет в гости своего парня.
Но на часах было восемь, а Гены Фролова не было. Вика сидела, слушала, как тикают часы, и не знала, что делать. Смотрела на мобильный телефон: звонить или не звонить? Как в этом случае нужно поступать? Если не звонить — то можно сойти с ума от ожидания, а если звонить — то можно показаться навязчивой. А дальше в голову лезли и другие мысли: вдруг с ним что-нибудь случилось? Вдруг он попал под машину? Вдруг заболел? Вдруг надо срочно бежать и спасать его от чего-нибудь страшного?
В конце концов она не выдержала и набрала его номер. Слушала гудки, пока равнодушный голос ей не сообщил: «Абонент не может ответить на ваш звонок». Растерялась. Позвала:
— Керри!
Тут же в прихожей зацокали коготки по линолеуму, и собака вбежала на кухню, уселась перед ней, преданно глядя в глаза.
— Почему он не звонит? Почему он не предупредил, что опоздает?
Керри задумчиво наклонила голову набок, слушая, но ничего не ответила.
— Как жаль, что ты не умеешь разговаривать, — вздохнула Вика. — Мне так нужно с тобой поговорить.
Керри встала на задние лапы, положив передние ей на колени, и завиляла хвостом. Потом потянула носом воздух и покосилась на стол.
— Это не для тебя. Это для другого…
И тут снизу, из-под пола, раздалась громкая музыка: это веселились у Лизки Фокиной.
Одноклассники отмечали 8 Марта, а она, Вика, сидела одна в ожидании своего праздника. Только праздника все не было. Помучившись еще с полчаса, Вика еще раз набрала номер Гены. «Абонент временно недоступен». Еще раз, и еще раз, и еще раз она набрала его номер. «Абонент временно недоступен». «Абонент временно недоступен». «Абонент временно недоступен».
А внизу вовсю гремел праздник. Слышны были хождение и смех в подъезде — это одноклассники выходили покурить между этажами, шумно обсуждая, кто что сказал, кто на кого посмотрел, кто кого клеит.
— Ничего страшного. Я зря паникую. Он забыл телефон дома. Или забыл зарядить, и теперь телефон разрядился. А Гена бегает по городу и ищет мне цветы. 8 Марта так трудно найти цветы… — успокаивала Вика саму себя, обращаясь к Керри. — Он придет. Просто он такой безответственный, не умеет следить за временем. Парни все такие, Надя говорила. Надо просто успокоиться и ждать.
Медленно, но верно кухонные часы показали девять. Вика испугалась: как же так? Как так быстро пролетело время? И снова начала беспокоиться: может быть, с ним что-нибудь случилось? Но Генкин мобильный по-прежнему был отключен, а номера домашнего телефона она не знала. Вика сходила к компьютеру, вылезла ВКонтакте: онлайн Фролова не было, писать ему сообщения было бесполезно.
Вика уже не могла сидеть. Сама не заметив как, она стала бродить по своей маленькой квартире: из кухни в прихожую, из прихожей в комнату. Ходила, ходила, ходила, цокая по линолеуму каблуками.
— Керри, почему он не приходит?! Где он?
Собака, которая пыталась, но уже отчаялась понять эту странную игру хождения туда-сюда и улеглась на свое место, вскочила.
— Почему?!
Керри подошла к хозяйке, вильнула хвостом.
— Как так может быть, Керри? Ведь сегодня же — праздник. Ведь он же сам предложил прийти в гости…
Вика уже вся извелась, не зная, куда себя деть, как вдруг неожиданно ее накрыло какое-то странное, неведомое доселе состояние… Она вдруг отчетливо увидела свою комнату: диван, телевизор, стул, стол. Какие-то детали, которые не замечала раньше: мамину картину с подсолнухами на стене, свою оброненную заколку на полу. Она почувствовала, мир — ее мир, мир, к которому она привыкла, — меняется… И в то же время как будто что-то наполняет ее изнутри. Вика вдруг поняла, что ей чего-то очень сильно хочется. Только было непонятно чего.
Мысли бешено завертелись в голове. Точнее, не мысли, а слова. Слова, слова, слова, какие-то важные слова. Вика подошла к столу, взяла из ящика свой дневник. Ей срочно нужно было что-нибудь написать! Написать о том, что с ней происходит. Ведь что-то внутри ее кипело, бродило, рвалось наружу.
«Я жду Гену, а его все нет. Его нет», — написала она, но остановилась. Это было не то. Совсем не то! Она хотела написать что-то другое.
И тут ручка сама побежала по клеточкам тетради:
Я буду ждать. Я просто буду ждать. Не плакать, не надеяться, не верить. И не любить. Лишь пол шагами мерить. И с каждым шагом молча умирать.
Вика написала, перечитала эти четыре строчки и изумилась: ведь это были стихи! Это были самые настоящие стихи, которые они учили в школе, которые она сама любила почитать вечерком. Почитать! Но не писать.
Вика никогда не писала стихов. Даже не знала, как это бывает. Ведь это бывало с кем-то другим, и она даже представить себе не могла, что это может случиться с ней самой…
— Я написала стихи… — неуверенно сказала она вслух.
И удивленно посмотрела вокруг. Диван, телевизор, стул, стол, мамина картина с подсолнухами на стене, заколка на полу… Все было на своих местах, ничего не изменилось, но… Но она, Вика, написала стихи. Самые настоящие.
Вика сидела в каком-то странном состоянии, не зная, что делать дальше, да и не желая ничего делать. Время исчезло. Его больше не существовало. В мире были только она и ее стихи.
Неожиданно в ногу ткнулся мокрый нос. Вика вздрогнула, автоматически потрепала собаку по спине и… Пришла в себя. Морок рассеялся. Часы показывали десять. Гены не было.
Гены не было! И в этот момент Вика вдруг отчетливо поняла: он не придет.
— Он не придет!
Керри поставила передние лапы на колени хозяйки и заглянула ей в глаза.
— Он не придет.
Слезы сами навернулись на глаза. Вика, как ее научили когда-то в детстве, тут же уставилась в потолок, не давая им пролиться. Она не могла, она не хотела плакать! 8 Марта — ни-за-что!
И тут же раздался резкий и неожиданный звонок в дверь.
Одним прыжком Вика подлетела к двери и… замерла, прижавшись к ней. А по ту сторону было тихо. Так тихо, как будто никто не звонил, как будто ей показалось. И только здесь, в квартире, тикали часы и стучало Викино сердце: он пришел… пришел… или не пришел?
— Кто там? — неуверенно спросила она, почему-то испугавшись открывать.
— Это соседи, — донесся из-за двери противный писклявый голос, такой противный, как это бывает, когда человек не хочет говорить своим настоящим голосом, — это соседи, у вас случайно вилочки не найдется?
У Вики как будто сердце остановилось. Она пыталась вдохнуть, но воздуха не было.
А за дверью все еще звучал хохот и топот нескольких ног, убегающих на этаж ниже.
Вика прямо в платье и накрашенная упала на кровать. Свернулась клубочком и заплакала. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы все это — этот ужасный день! — наконец закончился.
Потому что не бывает праздников! Потому что для нее, для Вики Сорокиной, не бывает праздников! Ни-ка-ких! Для всех других — бывают, а для нее — нет. Только вот непонятно, что она такое сделала, в чем провинилась? Что с ней не так? Почему всем можно веселиться, а ей нет? Почему она не такая, как все?
В этот момент Вика ненавидела всех. Гену Фролова за то, что тот так подло, так мерзко поступил с ней. Сам же пообещал праздник! Сам же стал напрашиваться к ней в гости со своею любовью! Сам! Сам! Сам! Ведь ей ничего не надо было! Это ему надо было! Ему! Сам обещал и сам обманул. Заставил почувствовать себя принцессой и тут же ткнул носом обратно: смотри, кто ты, ты недостойна праздника! Никаких цветов, никакого восхищения, никакой любви.
Вика ненавидела одноклассников. Что она им сделала? За что они ее так невзлюбили? Почему все они — мерзкие, подлые, мелочные — веселятся сейчас, а она сидит здесь одна? Если им так весело, зачем они вспомнили о ней? Чтобы еще раз показать, что она для них — никто? Никто и даже хуже: «тупая овца», дурочка, над которой можно издеваться бесконечно. Почему они не могут отстать от нее, оставить ее в покое. Ведь ей никто не нужен: у нее есть мама, Надя, Керри, мечта о мотоцикле и ее дневник. И этого достаточно для счастья. А они ей НЕ НУЖНЫ.
Вика злилась на маму, которая после того, как их оставил папа, тоже возненавидела праздники. Но ведь разве не может быть праздника у дочери с матерью? Разве их двоих не достаточно для радости и веселья? Ведь сегодня 8 Марта, а они — женщины. Разве им не может быть хорошо вдвоем? Зачем мама ее так долго учила, что рядом с женщиной должен быть мужчина, что надо делать все, чтобы он был, а сама своим примером показала, что можно в лепешку разбиться, а мужчина все равно уйдет?
Вика ненавидела Надю. У Нади была семья: мама, папа, двоюродный брат Славка, другие родственники. Они сидели сейчас и праздновали. Тоже, наверное, веселились. И лучшей подруге даже в голову не приходило позвонить Вике, узнать, как у нее. Счастлива ли она, весело ли ей, пришел ли Гена…
Но главное — Вика ненавидела саму себя. За то, что поверила в сказку. В стремительно развивающуюся сказку. В то, что Гена хочет быть ее парнем, в то, что у них может быть любовь, в то, что ее, Вику, можно полюбить. А ведь Гена ей ничего не предлагал, ничего не обещал и не говорил о любви. «Муж убил жену питоном», — все, что она смогла вспомнить. Может быть, он просто дружил с ней? Точнее, думал подружиться. А она сама себе все придумала?
— Я сама себе все придумала, — вдруг поняла Вика и разревелась еще громче.
Через минуту ей в щеку ткнулся мокрый нос, а потом теплый язык прошелся по щеке.
— Спасибо, Керри, только ты меня любишь и понимаешь.
А музыка снизу звучала все громче и громче.