Распустил Луи свою дружину, а сам, отрекшись от любви и счастья, посвятил себя на служение своей родине. Но не с мечом и ядом выступил он на ее защиту от врага: в платье трувера, - народного певца пошел он по родной своей Бретани будить в людях народную гордость.
- Вы слышите крики врагов? - пел он, переходя из селения в селение, - леса повергаются во прах и обнаженная земля исполнилась ужаса и отчаяния!
- Мрачный покров Печали и Смерти простерся над нашею землей; холодный ветер проносится над нею, и Гибель летит на его крылах! Надежда и Мир словно совсем покинули нас!
- Вы слышите крики врагов? Леса повергаются во прах и обнаженная земля полна ужаса и отчаяния!
Так, из дома в дом и из селения в селение, ходил он со своею песнею, воспламеняя отвагою и мужеством сердца бретонцев.
Когда миновала беда и Бретань снова зажила своей мирной жизнью, снова зазеленели ее поля, снова раздалась песня земледельца, вернулся Луи в свой укрепленный замок. Но в опустевших его залах свистел только ветер. Попробовал он взять арфу и запеть новые, мирные песни, но не мог: бросил свою арфу трувер, сел в самой высокой из своих башен и заснул крепким сном, а замок его ушел в землю.
Но всякий раз, как грозит Бретани какая-нибудь опасность, снова, говорят, поднимается из-под земли его замок, опять стоит он, неприступный и грозный, со своими высокими зубчатыми стенами и страшными бойницами, и снова раздается по Бретани песня проснувшегося трувера:
- Вы слышите крики врагов?
В последний раз видели замок при Наполеоне III, перед самой прусской войной, и тогда же явственно слышали песню Луи - "Вы слышите крики врагов?"
Но никто не обратил тогда на нее никакого внимания, да и слышали-то ее пастухи, а мало ли что чудится им в горах!
Говорят, что Луи когда-нибудь проснется совсем и спросит бретонцев, куда делись их старые народные песни. И стыдно будет бретонцам, забывшим свою родную бретонскую речь".
Сэр Рыцарь клюнул носом, потом голова его склонилась на грудь, и он захрапел, присоединившись, таким образом, к сэру Ланселоту и Рамусу. Владимир не знал, как в подобных случаях следует поступать, за неимением прецедента, поэтому наблюдал за стареньким оруженосцем, методично, но неотвратимо, придвигавшего к себе по очереди блюда и кувшины. Он поглотил и выпил столько, что должен был бы раздуться как дирижабль, однако оставался все таким же тощим, меланхоличным и прожорливым.
- Ты, наверное, думаешь, что я доволен своей жизнью? - неожиданно спросил он, оторвавшись от еды. - Что для такого старика, как я, нет ничего лучше спокойной, размеренной жизни, в которой нет места подвигам? Поверь мне, это не так. Если б ты знал, как тоскую я по тем, давно ушедшим временам, когда мы дни и ночи проводили в седле, натирая вот такие мозоли (он, насколько мог, развел руки в стороны), несмотря на то, что наша кожа, - да какая там кожа, шкура! - давным-давно загрубела под ветром, дождями и палящим солнцем? Когда от нашего боевого клича в пустыне начиналась песчаная буря, а пальмы пригибались к земле, осыпая плоды, так что мы всегда имели свежие фрукты? Когда восточные красавицы выстраивались в очередь, и каждая мечтала, что именно ее изберет своей дамой сердца доблестный рыцарь или его еще более доблестный оруженосец? Когда короли наперебой старались увлечь нас под свои знамена, предлагая за верную службу все мыслимые и немыслимые сокровища? Но разве можно себе представить, какой жизнью мы жили некогда, глядя на меня теперешнего?.. Даже лекарь, случившийся тут как-то раз и устроивший нам диспансеризацию, предписал нам полный запрет на мясо и вино, на чтение для меня и подвиги во имя Прекрасных дам для моего господина, охоту и военные похода, вместо чего порекомендовал салаты, часовые прогулки по двору замка и целительный сон до обеда и после... "Но главное - избегайте волнений, веселитесь и наслаждайтесь, берите от жизни все... оставшееся..." Услышав такой совет, мой господин хотел бросить его в ров, но, увы, лекарь оказался слишком проворен и сделал это сам. Мы видели в окно, как он удирает, облепленный пиявками, которые, я надеюсь, устроили ему надлежащее кровопускание...
Старый оруженосец прервался, чтобы сменить пустой кувшин на полный.
- А почему вы не стали рыцарем? - спросил Владимир.
- О, это трудный вопрос. Конечно, пока я был молод и горяч, подобно тебе, я ни о чем другом не мог и мечтать. Золотые шпоры грезились мне даже на жареной курице, не говоря уже о снах. Но потом... Потом я рассудил: чего ищет рыцарь? И сам себе ответил: славы. Иначе зачем бы вполне достаточные изнуряли себя и терпели лишения, покидая свои благополучные замки? Понятно, что если ты младший в роду, или жизнь твоя исполнена несчастий, то почему бы ей не рисковать? Но ведь моя-то жизнь была вполне счастливой. Зачем ставить ее под удар меча или копья соперника, заведомо лучше тебя владеющего оружием? А если оружием лучше владеешь ты, то в чем тогда твоя слава? В том, чтобы победить слабейшего?..