Как стать писателем

Старец Зосима был лет шестидесяти пяти, происходил из помещиков….»

И т.д., этот третий по счету абзац пятой главы вообще чудовищный по длине и прыжкам в сторону, а по современным меркам и требованиям литературы вообще не должен был оказаться в книге. Потому, подумав, я попросту продолжал править только что написанный роман, а те фразы, которые правил, помещаю здесь же чуть ниже.

Нет, сообщаю заранее, я не тягаюсь с Достоевским, но если хотите писать для его современников, вам в самом деле лучше изучать стиль Достоевского, но тогда, чтобы иметь успех, придется и переселиться в тот век. Если же хотите завоевать читателей в нынешнее время, лучше все-таки послушать Никитина. Все-таки козе понятно, что романы, написанные языком Достоевского, читать не станут. Какие бы глубокие мысли там ни таились.

И еще одно очень важное слово. Всегда найдется идиот (это я вежливо, на самом деле их тьмы и тьмы), который вот щас заявит: что у Никитина за примитивные примеры, это же школа, это же элементарно, неужели этот выживший из ума маразматик ничего сложнее не может сказать, на такие примитивные азбучные примеры смотреть стыдно и пр., пр., пр.

Так вот, зайдите в любой книжный магазин, возьмите любую книгу любого среднего автора, откройте и прочтите хоть абзац. Вы увидите тьму сорняков, лишних слов, неверных оборотов, раздутый текст и так далее, так далее. Более того, возьмите книгу топового автора, проделайте то же самое: у него таких ошибок меньше, но и там есть, есть, есть!

А уже после этого решайте, стоит ли принимать во внимание «примитивные способы» улучшения литературного текста! Пройдите сперва школу, а про университеты поговорим позже. Если, конечно, сумеете усвоить школу, умник.

Увы, практически нет в России писателей, которые пишут… грамотно.

Еще об особенностях работы на компьютере

Можно править до бесконечности, не видя количества предыдущих исправлений. Это очень важно! Поясню для тех, кто не застал работу на пишущей машинке или подзабыл особенности.

Первое, это вы вставляете в пишущую машинку чистый лист бумаги, который в процессе топтания клавы усеиваете значками. В этом он похож на лист принтера, разве что качество печати на пишмашинке намного хуже, но дело не в этом. Главное, что текст появляется сразу на бумаге, а не на экране. Но вот вы начинаете править. Здесь слово заменили, там другое вычеркнули, эти пару слов переставили в другое место… В ровных красивых строчках на странице появляются зачеркнутые слова, а на полях условные значки, обращающие внимание на это зачеркнутое, исправленное или передвинутое.

Наконец видите, что на чистом листке исправлено… много. Это много каждый определяет для себя сам, но я знаю по опыту своему и множества писателей, с которыми общался в те времена, что здесь срабатывал некий рычаг в психике. Ага, мол, сделано достаточно, я хорошо поработал над текстом, вот сколько исправлений, в глазах рябит, видно результат моего труда… Теперь можно на перепечатку машинистке (хотя большинство писателей перепечатывали по бедности сами), затем в папку с завязочками, после чего надо везти в издательство.

Правда, как во всяком деле, есть исключение: крохотный процент от числа писателей, они, получив вот такой чистый экземпляр, снова замечали ошибки и снова начинали править, править, править, после чего, понятно, такой экземпляр в издательство уже не повезешь, только снова машинистке, снова платить или ухлопать несколько недель на перепечатку… Так что абсолютное большинство от этого шага воздерживалось. Да, они тоже замечали возможности улучшить текст, но здесь срабатывал уже не литературный, а чисто житейский принцип: править можно долго, снова и снова, но перепечатка стоит дорого, занимает время и деньги, а роман или рассказ сдавать давно пора, жратеньки нечего…

Добавлю, что по нормам сдаваемая рукопись должна быть вычитана и вычищена самим автором. Т.е. на стра­ницу текста не больше пяти опечаток, не больше одного исправления. В книжных магазинах продавались всякого рода забеливатели с миниатюрными кисточками, корректирующая бумага, но это уже в последние годы существования пишмашинок, а раньше приходилось соскабливать напечатанную по ошибке буковку бритвенным лезвием, а потом подолгу двигать лист в каретке, пытаясь попасть металлической литерой в то же самое место!

К чему это отступление в прошлое? Потому что у вас автоматически огромное преимущество над всеми писателями предыдущих времен. Вы поставлены в условия, когда на плечи не давит даже психологический груз: мол, ого, я наисправлял достаточно, можно сдавать в издательство. Вы исправляете на странице или по всему роману текст столько, сколько видите огрехи. И всякий раз текст как будто только что напечатан. Но все лучше и лучше.