Как стать полиглотом

Поднимаясь выше по карте, мы приближаемся к протяженной восточной границе Руси с азиатскими народами. «Дикое поле, страна незнаема», «рать без перерыва», как говаривали в ту далекую эпоху. Да, непростыми были наши отношения, и все же в старинных летописях, откуда мы взяли эти выражения, упоминаются и «ковуи» – племена половцев, ставшие верным и надежным союзником русских. А ученые вскрыли в тексте «Слова о полку Игореве» целый пласт тюркских слов и оборотов, так же как и в киевских летописях – отчетливые следы половецкого эпоса. Во всяком случае, тюркские языки на Руси знали, и очень хорошо.

И наконец, мы подошли к северу. Этот разговор действительно стоило оставить «на сладкое», поскольку начиная с X века Господин Великий Новгород был организующим началом на огромном пространстве севера от Урала до Балтики. Здесь в общении с финно-угорскими народами особенно ярко проявилась такая черта русского многоязычия, как терпимость. После вхождения «под руку» Новгорода языки более слабых соседей не вытаптывались, а пользовались полным уважением. Благодаря этому недавно обнаруженный на берестяной грамоте в Новгороде карельский текст примерно на 600 лет старше, чем известные до сих пор памятники данного языка. А написан он был русскими буквами. Представитель пока не замиренного племени емь, Семен Емин, стал в Новгороде тысяцким. Так же спокойно чувствовали себя эсты и меря, ижора и весь. А родственные им по языку коми-пермяки немного позже получили из рук русских собственную письменность. Этот труд, предпринятый Стефаном Пермским, принес ему величайшее уважение соотечественников. Вот как писал о нем Епифаний Премудрый: «И изучися сам языку пермскому, и грамоту новую пермскую сложи, и азбукы не знаемы счини по предложению пермского языка, якоже есть требе, и книги русскыа на пермский язык преведе…»

Да, мало что может сравниться с этим удивительным временем. Но завершение многих его начинаний приходится на долю уже следующих четырех веков – «серебряного века» русских полиглотов – времен Московской Руси. В начале этой эпохи по русской земле проходит вал восточных народов – это татаро-монгольское нашествие XIII века, а в конце – вал западных народов, польско-литовское и шведское нашествия Смутного времени XVII столетия. Казалось бы, что стоило многоязычным ордам, не оставившим нетронутым почти ни одного уголка страны, стереть русский язык с лица земли? Но народ не просто сохранил его. Именно тогда и сложилась та речь, которая с XVII века несет гордое имя национального русского языка.

Приятно сообщить читателю, что массовое многоязычие приняло в этом самое прямое участие. А как иначе могло быть, если в единый язык сплавлялось на относительно небольшой территории вокруг Москвы целое множество северных и южных диалектов? Там, в глубине, под волнами нашествий и перемещений народов, шла неспешная, но титаническая стихийная работа по взаимному притиранию диалектов, по отбору из их богатств всего самого ценного, выразительных звуков, окончаний, способов связи слов – работа, которую вел не кто-то один, но весь народ. И затем почти сразу эта речь, как тугая пружина, распрямляется и сквозь XVI–XVII века летит как на крыльях до Тихого океана, осваивая необозримые пространства Сибири с ее удивительными наречиями. Но, осваивая внешние просторы, русский язык не упускал из виду и внутренние. Прежде всего он упорно, одну за другой, перенимал от утратившего свою просветительскую роль церковнославянского языка все функции его применения.

Позвольте, заметит внимательный читатель, но такое соперничество нового языка с архаичным – примета уже возрожденческого многоязычия. Пожалуй, да, и противостояние их представляет собой сердцевину языковой жизни той эпохи. Чтобы уловить ее живой пульс, взглянем на тогдашнее общество, так сказать, по сословиям. Вот, например, торговые люди – свободные, но особенно не ученые. Они были чутки и к родному, и к чужим языкам. Хорошим примером может служить сочинение Афанасия Никитина, фрагменты которого написаны по-персидски или по-татарски. Об остром интересе к языкам говорят и самодельные словарики, на скорую руку составленные для нужд живого общения. Здесь и счет по-английски (он, ту, фри, фор, фев, шиксь – похоже? А ведь три века назад), и арабские, и испанские, и финские слова, и приметы кипрского говора. Без самостоятельных усилий тут было не обойтись хотя бы потому, что те, у кого имелись средства и досуг на книги, были ограничены числом переводов: они делались с латинского и польского, реже – с немецкого, белорусского, голландского. Но даже о таких распространенных языках, как английский и французский, речи пока нет.