Столкновение двух незаурядных личностей было неизбежно. Помпей, которому Цезарь был во многом обязан своим возвышением, поначалу не принимал его амбиций всерьез, считая, что при необходимости без труда расправится с этим выскочкой. Как и многие другие, Помпей жестоко заблуждался насчет Цезаря и дорого заплатил за свою ошибку.
Некоторое время они, как два шахматиста, не предпринимали активных действий, упражняясь в позиционной игре. Находившийся в Галлии Цезарь ждал удобного случая, чтобы сделать решающий ход. Случай представился вскоре: Помпей, получив особые полномочия сената, издал указ, по которому Цезарь объявлялся врагом отечества, если не сложит оружия и не явится в Рим. Покоритель галлов оказался перед выбором: распустив войско, вернуться в столицу в качестве частного лица, или с оружием вторгнуться в Италию, начав гражданскую войну. Цезарь не был бы Цезарем, если бы не выбрал второе. Вечером 10 января 49 г. до н. э. он всего с 5 тысячами пехотинцев и 300 всадниками тайно достиг речки Рубикон, отделявшей его провинцию от Италии.
Этого человека в жизни нечасто одолевали сомнения, но на сей раз он остановился в нерешительности и долго раздумывал. Умный стратег и дальновидный политик, он понимал, в какую смуту в государстве выльется его жажда неограниченной власти. Некоторые историки приписывают ему слова: «Еще не поздно вернуться; если я откажусь от перехода, это будет бедой для меня, если перейду – для всех». Но, как часто бывает, натура завоевателя взяла верх над доводами морали. Вслед за тем последовала еще одна, куда более известная в истории фраза – «Жребий брошен!» Когорты Цезаря перешли Рубикон.
Помпей, который пользовался поддержкой сената и располагал в Испании – своей провинции – большим войском, считал себя непобедимым. «Стоит мне топнуть ногой, как из земли вырастут легионы», – хвастливо говорил он. Но, когда Цезарь со своим небольшим войском неожиданно приблизился к Риму, Помпей и большинство сенаторов бежали, поддавшись всеобщей панике.
В два месяца Цезарь подчинил себе всю Италию. Но ему еще предстояло разбить армию Помпея, куда более многочисленную, чем его собственная. Решающее сражение произошло в 46 г. до н. э. у города Фарсал в Македонии. Войско Помпея было разбито. Победитель поступил великодушно (как, кстати, не раз поступал с противником) – большинство пленных включил в свою армию, а многим знатным римлянам, поддерживавшим Помпея, даровал прощение. Среди них был и Марк Брут.
В какой-то степени предвыборная борьба Франклина Рузвельта и Герберта Гувера напоминала противостояние Цезаря и Помпея: это была больше, чем борьба между двумя людьми. Это была борьба между двумя философиями управления. Свободной экономикой – по Гуверу. Или регулируемой – по Рузвельту. Выбор в пользу аристократичного демократа Рузвельта Америка совершила в том отчаянном состоянии веры в справедливость, которая в менее удачливых странах приводила к власти коммунистов.
После этого Рузвельту предстояло балансировать на тонком канате между социалистической внешностью и капиталистической душой своей программы. Эта политическая акробатика продержала его у руля государства четыре президентских срока и сделала наиболее цитируемым политиком ХХ века.
Противостояние никому до того не известного Махмуда Ахмади-Нежада и экс-президента Ирана местного олигарха Али Акбара Хашеми Рафсанджани на президентских выборах в 2005-м также выглядело весьма символично. Наблюдатели недоумевали, как молодой выскочка смог обойти на выборах политического тяжеловеса, но Ахмади-Нежад победил.
Конечно же, дело не обошлось без поддержки верховного аятоллы Ирана Али Хаменеи. Возможно, сближение Махмуда Ахмади-Нежада и Али Хаменеи произошло на национальной почве: оба они азербайджанцы. Впрочем, у верховного аятоллы были и другие причины выбрать Ахмади-Нежада на роль президента. Судя по всему, после антииракской кампании иранский режим аятолл, так же как Ирак и Северная Корея причисленный к «оси зла», осознал, что единственный способ удержаться у власти – это создать атомное оружие. «Исламская демократия» в Иране была срочно свернута, и либералов вроде Хатами и Рафсанджани заменили на ультрарелигиозных консерваторов сначала в парламенте, а затем и в президентском кресле.
Ахмади-Нежад оказался идеальной кандидатурой. Его скромность и религиозность поражает даже иранцев. Став мэром Тегерана, он ввел раздельные лифты для мужчин и женщин в государственных учреждениях, раздельные залы в муниципальных столовых, приказал мужчинам носить бороды и рубашки с длинными рукавами, а женщинам – хиджаб, закрыл сети западных заведений фаст-фуда и запретил наружную рекламу с изображениями зарубежных звезд. В декабре 2005 года Ахмади-Нежад запретил трансляцию «непристойной и западной музыки» по иранским радио– и телеканалам.