Как стать знаменитым журналистом

Кажется, я зашел слишком далеко в попытке ответить на вопрос: «Всё ли, что хорошо для Путина, хорошо для России?» Но зато теперь и ответ, по-моему, ясен. Точнее, два ответа.

Не всё, что хорошо для Путина как президента, хорошо для России.

Но всё, что хорошо для Путина как человека, хорошо для России.

Лично я не боюсь Путина. И не боюсь того, что при нем погибнет свобода слова у нас в стране.

А вот Сергей Леонидович Доренко, ведший с ним беседы о флоре и фауне, боится, что погибнет.

Посмотрим, кто окажется прав.

8 сентября 2000 г.

РЕЖИМ ПУТИНА И РОССИЯ (1) АНТИЕЛЬЦИНИЗМ КАК ДОГМА И КАК ТВОРЧЕСКОЕ УЧЕНИЕ

В определенных политических кругах Москвы, назовем их близкими к либеральным и демократическим, висит какое-то тяжелое и одновременно ироническое недоумение. Дескать, что-то идет не так, не в ту сторону, не к тем целям, не теми методами. <...>

Сиюминутно анализируя ситуацию с верховной властью России — можно испытывать недоумение и раздражение. Но стоит обернуться назад — сразу станет ясно, как мы дошли до жизни такой.

Другое дело, как эту «такую» жизнь оценивать, как к ней относиться, пытаться ли ей противостоять, или просто плыть по течению, или возводить плотины на самых опасных поворотах течения.

В этом, а не в оценке нынешнего положения дел — гражданский и политический выбор каждого.

МЫ В СЕРЕДИНЕ, А НЕ В КОНЦЕ ПРОЦЕССА

Процесс, собственно, развивался так.

Вот четыре этапа, спрямляя тенденции и отбрасывая нюансы, ельцинского правления.

1991—1993 годы. Одни делили власть, другие — брали собственность.

543

1994—1996 годы. Те, кому удалось получить всю власть, обратили свои взоры к собственности. Но оказалось, что многое, самое сладкое, уже в чьих-то руках. Собственность, то есть и финансовые ресурсы страны, оказались не в руках власти. А она у нас хоть и новая, да со старыми привычками: привыкла распоряжаться деньгами всей страны.

Оказавшись в действительно новой для себя ситуации, власть приуныла, ибо поняла, что попала в ловушку собственных реформ, проведенных так, что и у нее самой денег не осталось, и у народа, у которого деньги взять легко (налогами или вообще конфискационно). Власть осознала, что оказалась и без финансов, и без социальной опоры. А на носу — выборы, где у нее, власти, без денег и избирателей шансов никаких.

1996 год. Власть от безысходности начала готовиться к государственному перевороту и отмене выборов.

Но собственники оказались более конструктивными. Они предложили власти сохранить ее (и себя, разумеется) без потрясений, соблюдая приличия. В обмен на еще большую собственность.

1996—2000 годы. Собственники, достигнув успеха на выборах, ощутили свою силу. Они (с помощью СМИ — это важно) сделали то, что не могла власть и не хотел народ (другое дело, что коммунистов народ хотел еще меньше).

Поэтому собственники, особенно видя дряхлость Ельцина, повысили ставку. Они захотели не только собственности, но и власти. В результате — как символы удовлетворения этого желания — Чубайс возглавил президентскую администрацию, а Потанин стал первым вице-премьером правительства. Более конкретные дела решались на уровне залоговых аукционов.

Однако рутинное управление государством (власть) — это не то же самое, что рутинное управление собственностью. Оказалось, что это наука и профессия.

Как науку это управление нужно было знать, а как профессию — повседневно справлять. Как за профессию за власть мало платили, к тому же чиновничий аппарат был слишком вязок и специфичен для собственников, привыкших получать много и быстро (чиновник же клюет по зернышку), принимать решения и добиваться их исполнения стремительно — без всяких там парламентов, прокуратур и счетных палат.

544

И чиновник в конце концов вновь победил собственника, хоть и питался с руки последнего. Победил во всем, кроме влияния на президента и его семью.

К тому же власть всё равно оставалась крупнейшим собственником, только на порядки менее эффективным, чем собственник частный. И поэтому была по-прежнему привлекательной для собственника.

Но не прямо, ибо собственник понял, что он умеет управлять предприятиями и людьми на них, но не народом. Кроме как посредством СМИ — это владельцы СМИ и, напротив, те, кто СМИ не владел, поняли хорошо.

Однако тут вновь — вот проклятая демократия! — замаячили на горизонте выборы.

Власть в целом (бюрократия) выборов не боялась, ибо она, бюрократия, бессмертна. А вот конкретные носители власти, особенно верховной, опять заволновались, ибо дело, как было принято говорить в СССР, запахло керосином.

Собственникам вновь пришлось мобилизоваться, ибо они прекрасно понимали, что новая власть в случае чего с такой же легкостью отберет собственность, как когда-то ее раздавала.

Поэтому все вели себя по-разному. Народ — спокойно ждал выборов. Ельцин — искал всего лишь одного человека, который бы не перечеркнул его, Ельцина, как физическую и политическую фигуру

А собственники вели себя и более активно, и более разнообразно. Тем более что в их среде по определению царила конкуренция.