Как ставится пьеса

И когда вы, зрители премьер, ворчите, что антракт уж очень затянулся, – надо бы вам заглянуть на поле брани мастера сцены. Занавес еще не опустился до пола, а сорок рук уже хватают «стояки» и «практикабли» и начинают «сымать декорации». Подвесные полотна взвиваются к потолку, бутафор швыряет в корзину свой реквизит, драпировщик скатывает ковры, поднимая тучи пыли, мебельщики уносят столы и стулья, под ногами у вас, звякнув, открывается люк, и – эй, берегись! – с колосников уже низвергается на головы людей новый «горизонт». Уже принесены другие стены, драпировщик прибивает портьеры, осветители тянут свои кабели через сцену, опять прибегает бутафор с корзиной, мебельщики волокут другие столы и шкафы.

– Живо, живо!

– Отстаньте вы сейчас с этим делом!

– Берегись!

– Ой, батюшки!

– Береги голову!

– Катись ты отсюда со стремянкой!

– Франта, подержи!

– Что ты делаешь, дурень!

– Привинти же!

– С дор-р-роги!

– А это куда деть?

– Ой, она падает!

– Чтоб тебе пусто было, олух ты этакий!

– Я-ж вам вчера говорил…

– Делайте, делайте, черт вас дери!

– Куда ты его привертываешь?..

Бац! – в самом деле что-то повалилось; просто чудо, что никого не пришибло.

– Берегись, люк открыт!

– Сторонись, сторонись!

– Прочь со сцены!

– Уберите это!

– Он сломался…

– Лесенку сюда!

– Так не будет держаться…

– Спустите-ка ее…

– А, черт, кто взял мой молоток?

– Тут надо малость отпилить.

Бим-м-м! – Сценариус дал первый звонок.

– Черт побери, этак не годится!

– Тут надо поставить косячок.

– Оставь, как есть!

– Убери, живо!

Актеры уже на сцене.

– А где же мое шитье?

– Дверь-то не закрывается!

– Этот стул стоял не здесь!

– Дайте мне это письмо, живо, живо!

– Я сегодня не доиграю до конца!

– Батюшки, шаль-то моя где?

– Роль-то я – ни в зуб толкнуть…

Бим-м-м! – Занавес поднимается медленно и неотвратимо. Снятый боже, лишь бы ничто не стряслось до конца акта!

Рабочие сцены

Этот народ, как известно, больше всего занят в антрактах. Во время премьеры они толкутся у кулис, глядят на сцену, балагурят и прикидывают, когда окончится спектакль. На остальных спектаклях они режутся в карты или лежат на лавках в своей дежурке. За полминуты до конца акта им дают звонок, и они, топоча сапожищами, устремляются на сцену, где как раз заканчивается лирический диалог.

– Ребята, сымай декорации!

Мебельщики

Большую часть времени «мебельщики» проводят на складах и в мастерских мебели, где сложены изрядно потертые троны, деревенские стулья, гарнитуры в стиле Людовиков XV и XVI с драной обивкой, античные ложа, готические алтари, комоды, этажерки, камины, гробы и вообще все, на чем люди когда-либо сидели, ели или возлежали. Однако античное ложе не называют здесь античным ложем, а говорят: «То канапе, что играло в „Камо грядеши“.

Гарнитур в стиле Людовика XVI лаконично именуют «те стулья, что играли в „Испытании властителя“ (или еще в какой-нибудь пьесе). В театре каждая вещь имеет свои приметы; например, в гардеробе висит «сюртук, в котором сам Биттнер[10] играл в «Гордецах»[11]; или можно разыскать «ботфорты, что играли в „Отелло“…»

Костюмеры

Костюмеры и костюмерши обитают в пошивочной, в бесконечных костюмерных или в артистических уборных. В театральном гардеробе можно было бы экипировать весь пражский гарнизон, правда, довольно разномастно. Вы найдете здесь облачения для тридцати римских сенаторов, дюжину монашеских сутан, четыре кардинальские и одну папскую мантию, полное обмундирование для полусотни римских воинов, включая и мечи и каски, для двадцати чешских ходов[12], Семерых средневековых пехотинцев, двух-трех палачей, нескольких Онегиных; здесь висят в ряд бархатные и шелковые придворные, испанские: гранды в тыквообразных панталонах; высятся целые кипы широкополых шляп для пастухов и мушкетеров, гроздья шлемов и военных фуражек, папахи и боярские шапки, кучи кожаных лаптей, чувяков и другой деревенской обуви, башмаки, сапоги и испанские ботфорты, мечи, сабли, палаши, рапиры и шпаги, пояса и портупеи, конская сбруя, воротники жабо, эполеты и перевязи, латы и щиты, трико, меха и шелка, кожаные штаны, рубахи и домино, гусарские мундиры и расшитые шнурками чешские «патриотические сюртуки», – в общем, громадный и никчемный гардероб, где есть все и где никогда не найдешь именно того, что нужно. Почтенные старые костюмы сшиты из добротных дорогих тканей: ныне шьют из бумажного подкладочного материала или из мешковины, подкрашивают ее, подмалевывают – и готово! Но, боже мой, какой у них вид вблизи!

У костюмеров есть свой критерий спектакля: – Пустяковая пьеса, ни одного переодевания!

Разные работники

В театре есть механик, истопник и уборщицы, а кроме того, обычно – пожилой дядя по фамилии Калоус, или Новотный, или что-нибудь в этом роде; никто не знает, зачем он тут и что делает; обычно он ходит за пивом. Где-то в подземельях есть еще несколько человек, которых никто никогда не видывал. Наверное, я еще упустил кого-нибудь; ведь театр – организм сложный и до сих пор не изученный.

Абонированные зрители