Как свежи были розы в аду

– Что у нас появился еще один очень серьезный подозреваемый. Надежда Ветлицкая ему не мешала в принципе. Она могла ему помешать в том случае, если проснулась, когда он шарил у нее в комнате в поисках денег.

– Тогда получается, что он практически себя выдал?

– Вот это единственное, что смущает. Тут надо с экспертом все проверять, высчитывать. Допрашивать его всерьез. Извини, позвоню Кольцову… Привет, Серж. Роман Антонов явился ко мне с алиби Ветлицкой в зубах. Он отец ее сына. Судя по всему, это правда. В ночь убийства был у нее. Ну, поскольку она забеременела в колонии для несовершеннолетних, получить о нем информацию несложно, думаю.

– А зачем он пришел с этим алиби?

– Не зачем, а за что. За пять тысяч плюс премия за показания на суде.

– То есть этот тип тебя настолько недооценил. Не понял, что ты его, как бедную голодную пташку, сейчас можешь захлопнуть и вместо Ветлицкой посадить.

– Это вариант, Сережа, и скорее всего там ему и место. Просто мне надо знать, как на самом деле было. Появился серьезный эпизод, есть от чего плясать.

– А сама она почему об этом не рассказала?

– По двум причинам, полагаю. Она не доносчик по определению: если все было, как он сказал, Валя может думать, что он убил. И второе: стесняется…

– Елки-моталки, меня душат слезы.

Глава 16

Ирина Майорова ничего не могла с собой поделать. Она каждый день читала по Интернету все публикации по делу об убийстве Надежды Ветлицкой. Столько лет они с матерью жили, отгородившись высокой стеной от информации о ней, и вдруг она обрушилась им на голову. Ирина была в смятении, ее отношение к происходящему менялось в корне. Она пыталась скрыть это от матери, но когда это ей удавалось – что-то от Анны скрывать? Собственно, никогда и не было такой нужды. Она сейчас в одностороннем порядке, пусть даже мысленно, нарушает их договоренность. Она стала по вечерам рассказывать маме разные истории слишком долго и подробно, с подчеркнутым интересом смотреть с ней вместе фильмы по телевизору. Но мамин взгляд, который всегда читал в ее душе то, о чем она молчала…

– Ирочка, – сказала поздно вечером Анна, – чуть не забыла. Звонил следователь, который занимается убийством Сашиной вдовы. Просил меня приехать. Я объяснила, что мы ничего не знаем, связи практически не поддерживали. Но он все же настаивает, правда, говорит, что это не к спеху, но, мол, любая деталь может пролить свет… Так что нужно съездить, как ты думаешь?

– Конечно, нужно.

– Тогда нам придется, наверное, заявление написать. Чтобы все было ясно.

– Какое заявление?

– Ну, что мы ни на что не претендуем. А то, знаешь, тебя по телевизору наследницей как-то называли. Я хочу, чтобы стало известно, что мы ни при чем. Всю жизнь так было и дальше пусть будет.

– Мама, мы не станем писать такое заявление. Подожди, послушай, не делай страшные глаза. Я буду претендовать на наследие отца, на его архивы, на все, что связано с его именем. Не из-за денег, разумеется. Просто это и наше имя. Почему то, что создано папой, чем мы гордились несмотря ни на что, – почему все должно попасть в руки какой-то уголовницы? Я его родная дочь.

– Боже, Ира. Этого никто не оспаривает. Просто теперь, в контексте этого убийства, речь идет именно о деньгах, а не о творчестве. Творчеством ты можешь гордиться, как и раньше.

– О чем ты говоришь! – Ирина редко теряла самообладание, но сейчас она почти кричала. – Я – профессиональный редактор и знаю, как можно все испохабить, опошлить, как можно продавать это людям, которые понятия не имеют, как ценен оригинал… Ты же музыкальный редактор, представь, что произведения Ветлицкой продадут какой-то попсе для инструментальной обработки… Валентина, убийца она или нет, деклассированный элемент, она явно не разбирается в таких делах, и, главное, к ней полезут далеко не профессионалы, а люди ее пошиба.

– Насчет музыки… Это тебя никак не касается. Вера – ее родная мать.

– Касается. У папы с Верой были общие музыкальные фильмы. Их нельзя разделить на части, это единое целое. А если она кому-то позволит их переснимать, переигрывать, переделывать… Это будет кошмаром!

– О чем ты говоришь, доченька? Эта женщина в тюрьме. Она, скорее всего, будет осуждена за убийство…

– Тем более. Я признаюсь: я читаю всю информацию по этому делу. Мама, ты же сама слышала: у нее какой-то сын – полудебил, рожденный после колонии для несовершеннолетних. Она отказалась от него в роддоме, но его усыновила домработница. Его содержала Надежда Ветлицкая. Стало быть, она его признавала внуком. Я читала комментарий юриста, что сына могут признать основным наследником, если ее посадят. И если я не буду ни на что претендовать. А я буду!

– Я в ужасе, Ирочка. Ты разрушишь нашу жизнь. Нам это не нужно.