Как-то раз Платон зашел в бар… Понимание философии через шутки

— Доктор Дженет, у меня есть сексуальная проблема, — признается пациентка. — Мой муж меня не возбуждает.

— Что ж, давайте завтра проведем обследование, — предлагает доктор Дженет. — Приходите вместе с мужем.

На следующий день пациентка приходит вместе с супругом.

— Раздевайтесь, мистер Томас, — говорит врач. — Теперь повернитесь кругом. Хорошо, теперь ложитесь. Н-даа, н-даа… Все, можете одеваться!

После этого, отозвав пациентку в сторону, доктор Дженет тихо говорит ей:

— С вами все в порядке: меня он тоже не возбуждает.

Димитрий: Должен признаться, Тассо, вся эта эпистемологическая премудрость — весьма хорошая штука.

Тассо: Хорошая? Ты о чем? Что ты имеешь в виду под словом «хорошая»?

Димитрий: Перед тем, как ответить на твой вопрос, я задам тебе свой. Знаешь ли ты, что имеется в виду под словосочетанием «боль в заднице»?

IV Этика

Этика имеет дело с тем, что такое хорошо и что такое плохо. Она задает работу священникам, мудрецам-талмудистам и родителям. К несчастью, дети и философы тоже не сидят без дела: они без устали мучают священников, мудрецов-талмудистов и родителей вопросом «Почему?»

Димитрий: Я тут думал над твоим вопросом, что означает слово «хороший», и пришел к выводу: «хороший» — тот, кто поступает правильно.

Тассо: Зевс тебя побери, Димитрий, ты сплошной сюрприз! Начинаешь мыслить как истинный философ. Только один вопрос: откуда ты знаешь, какие поступки — правильные?

Димитрий: Ну, ты и спросил! Оттуда же, откуда все — от мамы.

Тассо (в сторону): И почему все способные ученики всегда достаются Сократу?

Абсолютистская этика: Божественный закон

Божественный закон трактует этику просто: если Бог сказал, что это плохо, значит это плохо, окончательно и бесповоротно. Вот, в общем-то, и все. Но и здесь есть проблемы. Во-первых, как мы можем с уверенностью судить, что на самом деле думает Бог? Из Священного Писания, утверждают фундаменталисты. Но откуда было знать людям, упомянутым в Священном Писании, что сигналы, которые они получали, действительно посылал им Господь? Авраам, к примеру, утверждал, что Бог велел ему принести в жертву собственного сына. «Если Бог этого хочет, я, пожалуй, так и поступлю», — рассудил Авраам. Однако мы для начала хотели бы задать Аврааму философский вопрос: «Ты что, псих? Ты услышал, что “Бог” просит тебя сделать явно безумную штуку и даже не попросил у него удостоверения личности?»

Другая проблема, связанная с божественным законом, кроется в интерпретациях. Как именно следует почитать своих отца и мать? Каждый год посылать открытку на День матери? Или выйти замуж за сынка дантиста — зануду, к чему тебя склоняют твои почтенные родители? Этот вопрос отнюдь не пустое схоластическое теоретизирование, если сын дантиста ростом тебе по грудь и весит при этом больше центнера.

Главная особенность божественных законов заключается в том, что последнее слово все равно остается за Господом.

Моисей спускается с горы Синай, держа в руках скрижали.

— У меня две новости: одна хорошая, другая — плохая, — обращается он к ожидающей толпе.

— Хорошая: сторговались на десяти. Плохая: прелюбодеяние вошло.

Молодой и здоровый святой Августин явно пытался поторговаться на ту же тему, когда воскликнул: «Господи! Даруй мне целомудрие! Но не сейчас!» Таким образом он явно пытался мудрить с мудростью Талмуда: «Ну, ты же не указал, когда именно не следует предаваться прелюбодеянию!» Звучит как анекдот.

Платонические добродетели