Как цветёт миндаль

Признаться, счастлив я московскому дождю. И не то, чтобы он был к лицу нашему городу – нет. Но смывая лишние слои пыли и макияжа, обнажается натура не только людей, но и всей городской инфраструктуры. Условная защита, в виде надменности, лоска, глянца, пренебрежения, или, напротив, пыльной запущенности и скопившейся неприглядности… слезает, обнажая стыдливую или непознанную наготу. Неисчислимые, в своем динамическом жизненном цикле, капли дождя, словно мириады линз, повышая резкость, делают фигуры людей и города более выраженными, настоящими, честными. При этом для чистоты и полноты «физического эксперимента», сквозь эти линзы необходимо пропустить луч яркого света – а раз у природы, в подобный миг «одолжить» солнце редко получается, на помощь приходят наши «ясные очи», способные по своему потенциалу генерировать, подобную главному источнику, энергию. Конечно же, эта обновленная, хоть и временная, острота и праведность зрения должна быть обращена, в первую очередь на свои пороки, страхи и слабости. Ведь капли, стремящиеся поскорее убраться с наших лбов, ресниц, носов и щёчек, могут вобрать и ухватить с собой не только туш и бронзовую пудру, но и грехи, ошибки, сожаления. Живительная сила воды – с годами, для меня дождь, в зависимости от своей силы, стал искуплением, покаянием и даже, порой, гидом, наставником. Лишь только он, в последнее время, мог даровать мне искреннюю чистую улыбку. Только его замечания, в виде мудрого течения, ослабляли, усмиряли болезненную потребность нравиться, смывали и уносили прочь необходимость блеска, признания, состояния. Только вода дарила мне сладостное возвышенное ощущение свободы. А если учесть, что я пока опасаюсь поисков святости в московских храмах, альтернативой исповеди я смотрю прогноз погоды.

***

Дождь прошёл и солнце вступило в свои полномочия, деловито разворачивая в своей канцелярии чистейший и непогрешимый голубой свод. Свод законов и предписаний, охаиваемый людьми, разве что только в невыносимую жару, либо по старой «доброй» традиции критиковать хоть что-нибудь.

Ноги прохожих окутала тёплая пелена испаряющейся влаги, послушно устремившейся наверх, в свою обитель, оставляя после себя заметные последствия весёлого озорства: лужицы, ручейки, рассыпанные повсюду переливающиеся жемчужины, колдовским образом обращающие Москву во владения беспечного богача – филантропа. Более того, всё живое вокруг – нахальные голуби и «общинные» воробьи, дворовые и породистые благородные псы, вместе со своими и просто, самопровозглашенными, хозяевами – весьма однообразными движениями бешеного маятника, но достаточно комичным и художественным образом, подстать Владыки, также разбрасывало драгоценные крупицы, в кой-то веки без тени стяжательства, вокруг себя. Временами, даже образуя приметную радугу… расточительства и непритязательности. Пожалуй, зафиксирую себе – бескорыстие, щедрость и расточительство могут вызывать радугу. Проверим при случае.

В полной мере не успев насладиться прогулкой в новом царстве благополучия, заметил, как капли стремительно начали испаряться, забирая вместе с собой драгоценные жемчужины, заново пробуждая нужду и возвращая неотъемлемое право быть бедным. Сообразно зашедшее за тучу солнце рассеяло действие чар заклинания. Но никаким облакам уже не разрушить волшебство иллюзии, ведь так хорошо испытывать этот прилив слёзной радости, как некоей гармонии, совокупности чувств. Походка становится свободной и лёгкой, тело перестаёт досаждать своими призывными жалобами, а мысль словно разыгравшаяся, со всей непосредственной прелестью, дочь, с журчащим небесной чистотой горного ручейка смехом, увлекает за собой в неведомые, даже ей самой, дали.

«И духом воспаришь к небесной выси» – ощутив эфемерную причастность к происходящему, возник в памяти гуманистический завет поэта Петрарки…

Не щемит уже грудь от далёкой недосягаемой красоты, несбыточных надежд, нереализованных амбиций, бесцельно потраченных дней и слов, от проигранных и несыгранных комбинаций. Претензия на счастье трансформируется в надежду и веру в общее счастье, укрепляясь вначале чувством, а затем уже знанием. Именно в такой последовательности. Как же хочется сговориться с Иваном и Алёшей Карамазовыми «прежде всего на свете Жизнь полюбить. Жизнь полюбить больше, чем смысл её. Сначала саму жизнь, затем и её смысл».

Ложные потребности формируют заблуждения, создавая целый лабиринт искаженных истин. Плутая в нём не чувствуешь причастности к жизни – цели, задачи и достижения тяготят своей тщетностью, выжигая сакраментальное клеймо на теле человека: «Что-то не то». Надоело быть рабом своих предрассудков – Александр II, прошу тебя, издай новый манифест!

***