Как цветок на заре (рассказы)

- Понятно,- сказал Благов и тяжело замолчал. Он не мог понять, что хотела сказать Эльза - то ли то, что родилась уже после смерти писателя и не имеет к нему отношения, то ли то она хотела сказать, что сомневается, родилась ли вообще или все это сон.

- Вы похожи на папу,- сказал Благов, опровергая этой фразой и первое и второе толкование ответа Эльзы.- У меня есть его портрет. Очень красивый человек.

А вообще-то Эльза ни первого, ни второго толкования не имела в виду, она просто не хотела, чтобы Благов знал, сколько ей лет.

- Я его не знала,- сказала Эльза.

- Хотите, я подарю вам его карточку? У меня переснимок.

- Пожалуйста,- ответила Эльза, и в это время за стеной раздался звон разбиваемого стекла и побежал кто-то.- У нас ни одного снимка не осталось. Он ведь ушел от матери.

- Вот оно что, а я смотрю, как она болезненно все воспринимает... Она сильно пережила это?

- Не знаю, меня тогда не было,- сказала упрямая Эльза, хотя ей в подразумеваемое время было уже пять лет.

- Вы знаете, вот сколько я ни занимаюсь писательскими судьбами, все-таки все что-то было у них не в порядке. Странные жизни, покалеченные люди вокруг... Как будто живет-живет род человеческий, а потом разваливается на мелкие кусочки, потому что появился писатель и все разрушил. Хорошо вам, у вас такая мама...

- Да, мама что надо,- сказала Эльза.

- Наверное, мама сохранила какие-нибудь вещи отца?

- Вещи? Кепка была. Кожпальто...

- Вещи - имеются в виду произведения.

- Нет, я бы знала. Я в детстве все перерывала у матери.

- Так куда же все делось?

- Я знаю? А что было-то?

- Ну, роман большой, повести несколько штук, рассказы, два сборника, по меньшей мере...

- "Козел Ваня", что ли?

- Что это - "Козел Ваня"?

- Это мне брат рассказывал, он читал.

- Ваш брат? А можно с ним встретиться как-то?

- Вот мама придет.

Вошла запыхавшаяся вдова с красными после уборки руками и сразу получила вопрос, можно ли встретиться с Колей.

- Нет, что вы, это невозможно. Вообще вы меня извините, я так устала эти дни...

И вдова положила на живот руку, и глаза ее наполнились слезами.

Благов встал, встала и Эльза, прихватив с собой раскупоренную бутылку вина.

- Куда еще?- спросила вдова.

- Я провожу,- ответила Эльза.

Дальше можно не описывать, как Эльза предложила Благову допить вино в подъезде, и как Благов счел своим долгом пригласить Эльзу в кафе, и как они посидели в кафе и дело кончилось-таки в подъезде, где породнившиеся за два часа беготни Эльза и Благов распили бутылку и, к вящему изумлению Благова, стали целоваться.

Благов, впрочем, ничего так и не добился, но поскольку диссертация у него была построена на четырех писательских судьбах (новые находки и изыскания), то он, хоть и не без сожаления, просто обошелся тремя писательскими судьбами.

Людмила Стефановна Петрушевская

Три лица

Студент не студент, по виду молодой, а на самом деле уже давно в годах, отправляется "на юга", множественное число от слова "юг", как всегда отправлялся - в карманах "зубы", т.е. зубная щетка и паста, а также паспорт, бритва, ножик и мыльце, в руке газеты; серый пиджак, серые брюки, серая рубашка, деньги в брюках в пакете, технология уже отработанная, купил билет - сел в поезд - ту-ту и поехал. Важен этот пакет с деньгами. Там, "на югах", путешествующий успокоится наконец, купит себе пластмассовую скатерть, это на предмет дождя, так как и в тех блаженных местах бывает дождь, как это уже происходило, можно проснуться в ручье, через тебя бежит вода, ты на дне, у них в природе случился ливень.

Деньги он беспечной рукой берет и платит, но не за ночлег: чур-чур, ему претит пошлое человеческое присутствие, душный дух жилья, запах простынь и старых подушек. У него астма от всего этого.

У него есть мама с такими подушками, спасибо, и у жены тоже неистребимые женские запахи в шкафу - каких-то тряпок. Откуда, ведь жена совсем девочка. Но натащила от родителей, от племени, нанесла всего, устроилась, родила сына, полюбила этого сына больше всего на свете, как бы завела себе нового малолетнего мужа, все вокруг него, а о Леве ни слова никогда. Тогда Лева взял и переехал обратно к старым подушкам, к маме, которая и дышит, и живет тоже только для него, мужа завела и потеряла как многие жены, теперь сын, сын и сын. Но старые тряпки! Запахи прелой шерсти, носков, перышек из перин, залежавшихся одеял, кисловатой старой бумаги!

Мать такая же старая, физически немощная, семьдесят с гаком, этот Лева у нее поздний ребенок, воплощенная мечта, след соратника на земле. У соратника была своя жена и дети, но Левина мать оказалась сильней, вместе работали и спали, он к ней перешел, когда беременность стала заметной, тут же родился Лева, и тут же у отца инсульт, и надолго. Двое детей в пеленках, старый да малый. Тоже была история.