Обучение на брокера высасывало все силы. Примерно через восемнадцать месяцев мне позвонили в обеденный перерыв, когда я запихивал в рот бутерброд, пытаясь быстро подготовиться к занятию. Это была мама. Кстати, ее зовут Шарлотта — дома все зовут ее Лотти. У папы был сердечный приступ, она звонила из Королевской больницы Суррея, с ней были мои сестры. Я поймал такси на Ливерпуль-стрит и велел водителю везти меня туда как можно быстрее. Но было уже слишком поздно. Папа умер до моего приезда. Знаю, ты поймешь, как я чувствовал себя в тот день, ты ведь тоже пережила утрату матери. Мы все были безутешны. Я взял три выходных дня на работе, чтобы побыть с мамой и сестрами, хотя мама слегла и отказывалась говорить все это время. Но мне нужно было вернуться к работе, и я договорился, чтобы бабушка приехала из Йорка и пожила у них. Похороны состоялись неделю спустя. Церковь заполнили друзья Кристофера — школьные приятели из Итона, коллеги и какие-то левые люди. Хор пел «Иерусалим», все говорили, каким джентльменом был мой папа. Мама выпила легкое успокоительное, чтобы справиться с этим, сестры много плакали. Проводы прошли должным образом, — прекрасный день, несмотря на печаль. Или, по крайней мере, был до пяти часов вечера. Поминки переместились в наш дом. Мы все приготовили, но мама была не в состоянии накрыть на стол. Так что все, что нам оставалось, — обойти присутствующих и принять соболезнования. Мама ушла в свою комнату за полчаса до этого, и я пытался поговорить со всеми, с кем только смог. Девочки сидели в гостиной с бабушкой. Они выглядели измотанными. Теперь это был мой долг. Когда я отделался от скучного мужчины в сером клетчатом костюме, работавшего на папу, и направился в туалет, почувствовал, как кто-то похлопал меня по плечу. Это была моя тетя Джин. Я называю ее своей тетей, но на самом деле она была просто давней маминой подругой. Хотя они были близки, как сестры, и она была неотъемлемой частью моего детства, я не часто видел ее в последние несколько лет. Она выглядела постаревшей, с большими мешками под глазами и странной костлявой рукой, которая сжимала мою.
— Я так сожалею о дорогом Кристофере.
Я пробормотал слова благодарности, и мы немного поболтали о прошедшем дне.
— Он всегда относился к тебе как к сыну. Всегда. Он был замечательным человеком.
Ты сочтешь меня дураком, но я бы даже не обратил внимания на ее слова, если б Джин не дрогнула, как только их произнесла. Тогда она отпустила мою руку и выпучила глаза. Только на мгновение, понимаешь. Но я видел, что она сама себя напугала. Джин начала собираться, ей нужно было идти — до дома долго добираться. Я кивнул, обнял ее и сказал, что попрощаюсь за нее с мамой. Нырнув в туалет на первом этаже, порылся в кармане куртки в поисках пачки сигарет, которую положил на случай, если мне понадобится минутка для себя. Знаю, ты тоже так делаешь, да? Не постоянно, ты не из тех, кто просыпается, заваривает кофе и закуривает. Просто иногда, когда нужно отдохнуть от мира. Однажды я одолжил твою зажигалку в пабе у твоего офиса. Это хорошая тактика, если хочешь пару секунд посмотреть на кого-то, не акцентируя на этом внимания или не пугая. Я вышел через боковую дверь в сад, где не было гостей. Присев на корточки и прислонившись спиной к стене, снова и снова прокручивал в голове комментарий Джин. Комментарий, сделанный грустной женщиной, обычно я бы списал все на легкое помешательство. Но она выглядела такой испуганной, когда произнесла это. Не было никакой ошибки. Думаю, я рациональный человек, Грейс. Я горжусь тем, что могу разобраться в этой чепухе и подавляю отрицание. Так что единственный разумный вывод, каким бы болезненным он ни был, — Кристофер не был моим настоящим отцом.
Я подождал, пока уйдет последний гость, убедился, что мои сестры благополучно устроились перед телевизором, и направился по узкой лестнице в спальню матери. Была ли твоя мать слабой, Грейс? Наверное. Держу пари, они с моей мамой похожи. Единственная разница в том, что у моей матери был муж, который защищал ее от всего мира, а у твоей — нет. Я не хотел сильно ранить ее в тот день. Но вдруг почувствовал, что так устал ходить вокруг нее на цыпочках, защищать от стрессов или неприятностей, как она часто это называла. Мне хотелось хоть раз быть откровенным. И я был.
Лотти не спала. Просто лежала в полумраке, прижимая к себе подушку, как будто это был спящий питомец. Мама выглядела крошечной, ее тонкие светлые волосы разметались, как у ребенка. Я сел с другой стороны кровати и сказал, что знаю, что Кристофер не был моим настоящим отцом. Нет смысла давать ей даже крошечную возможность солгать. Если я ожидал, что она упадет и будет молить о прощении, то ошибался. Она принялась увиливать от ответа с энергией, которой я раньше в ней не замечал. Честно говоря, я и не подозревал, что в ней вообще такая есть.