Каким-то образом Червиченко, в отличие, скажем, от Евгения Гинера в ЦСКА, никак не удавалось сохранять в тайне факт переговоров с тем или иным известным футболистом. И Аршавин, и чех Иржи Ярошик, и хорват Ивица Олич, и бразилец Дуду (последние трое в итоге оказались как раз в ЦСКА) – все всплывало в прессе в самый ненужный момент. То ли самому Андрею Владимировичу, не думавшему, что сделка может сорваться, хотелось «пропиариться», то ли его подручные пробалтывались... В общем, настоящих секретов в том «Спартаке» не было и быть не могло. И, как следствие, не было и по-настоящему серьезных кадровых приобретений.
В какой-то момент Червиченко начал подозревать, что его попросту обворовывают. И пошли его высказывания, которые не прекращаются до сих пор.
«Один из известных европейских футбольных деятелей на финале Лиги чемпионов сказал мне: „Если из десяти новичков не заиграл один – это успех селекции. Два – это ошибка, три – в клубе плохие работники. Четыре – значит, у тебя воруют деньги“. Раньше подход был каким-то пацанским. Классный парень, берем, говорили мне. Брал. Перед сезоном – горячка, невероятные предложения и лихорадочные покупки. Покупал. „Эти люди не умеют играть в футбол“, – заявлял тот же человек через какое-то время. А теперь в клубе 65 игроков, которые каждый месяц приходят в кассу и получают от 5 тысяч и более».
«Доверяешь людям, которые считаются специалистами, а потом получается, что люди за твой счет становятся богатыми».
«Оглядываясь назад, понимаю, сколько денег я просто подарил другим людям».
«Чернышов, Еленский и иже с ними – это одна компания. Есть такие люди, с которыми совершенно не хочется видеться и пересекаться. Они как раз из этой серии. Все чудо-покупки „Спартака“ – их дело. Впрочем, и других „подвигов“ хватает. Работали профессионально: тренер просит купить того или иного игрока, специалист просматривает его в деле, другой обговаривает условия сделки. Потом они мне вместе доказывают, что игрока необходимо купить. „Премиальные“ за удачную сделку, наверное, делили вместе».
– Состояние, если честно, было такое, будто я на три года угодил в сумасшедший дом.
– Все это следствие коммерческой деятельности, которую вели за вашей спиной в «Спартаке»?
– Разумеется. Все там неплохо нажились. Информации у меня много, хотя за руку я никого не ловил. Но выводы для себя определенные делал и людей этих со временем из команды убирал.
– Неприятно было узнавать, что кое-кто из ваших бывших подчиненных купил в Москве ресторан?
– Сегодня купил, завтра потерял. Жизнь – она ведь длинная, всех рассудит. Повторяю, доказательств у меня нет. Потом мне рассказывали, что Станич этот стоил 400 или 450 тысяч евро. Мы же за него отдали 1700 тысяч. И куда остальные деньги по дороге разошлись?
– Скажите честно, сколько вы потеряли денег на «Спартаке»?
– Ну-у, лет пять среднюю команду премьер-лиги можно было бы на них содержать.
О том, как Червиченко с каждым днем все больше переставал верить своему окружению, слагаются легенды. С какого-то момента он сам, не будучи профессионалом в футболе, начал просматривать видеокассеты с игрой потенциальных новичков и выносить вердикты. Дошло даже до того, что исключительно футбольные вопросы, такие как тактика, президент тоже посчитал себя вправе решать. По свидетельству Сергея Юрана, он приходил к нему и Чернышову с макетом футбольного поля и на полном серьезе показывал, как на самом деле нужно играть.
Понятно, что делал он все это от безысходности – видя, что денег он тратит все больше и больше, а толку от этого все меньше и меньше.
За руку президенту, по его собственному признанию, никого поймать не удалось. А значит, и его обвинения в адрес бывших подчиненных не подкреплены настоящими доказательствами. Кого, спрашивается, должен упрекать руководитель, если ему не удалось создать структуру и подобрать людей, которые работали бы на общее дело, а не на свою личную выгоду?
Винить за собственную доверчивость и за вылетевшие в трубу деньги Червиченко может только себя. И его признание: «Рановато я занял столь ответственный пост – в смысле возраста. Жизненного опыта не всегда хватало» говорит о том, что в глубине души он это понимает.