Как убивали «Спартак»: сенсационные подробности падения великого клуба

– Вас не удивляет, что Катулина дисквалифицировали, а Щукина – нет? – спрашиваю Ващука.

– Щукин ушел из «Спартака» еще до того, как разгорелся официальный скандал, – в этом, думаю, все и дело. В итоге он оказался в тени, а Катулин, оставшийся в «Спартаке» и занимавшийся выведением допинга, ответил за все.

Впрочем, списывать все грехи на Щукина – непростительная наивность. В этой истории десятки виновных. Каждый – в своей степени и на своем этапе. Если бы не образовалась цепь этих больших и маленьких вин (от слова «вина»), «дело Титова» никогда бы не потрясло российский футбольный мир.

Неумолимо приближалась дата первого матча Кубка УЕФА—2003/04 между «Спартаком» и датским «Эсбьергом». Сказать, что руководители московского клуба сидели на иголках, – значит не сказать ничего. Вывести все накопившиеся за два месяца запасы бромантана из организмов игроков за это время было объективно невозможно.

Деменко говорит:

– После того как выяснилось, что всему «Спартаку» давали допинг, его начали ударными темпами выводить. Ведь скоро предстояли матчи на Кубок УЕФА, и в клубе страшно боялись, что там нас и поймают. В чемпионате России-то допинг-контроля не было.

Источник в тогдашнем руководстве клуба рассказывает:

– Напряжение было страшное. Скажу больше – были готовы к применению целого ряда ухищрений, чтобы скрыть истинное положение дел. Разные пипетки, презервативы с «чистыми» пробами... Могло, конечно, не помочь и это – а что бы произошло, если бы УЕФА открылась полная картина, даже подумать страшно. Но спасение пришло с неожиданной стороны. Ни на матчи с «Эсбьергом», ни на поединки второго этапа против бухарестского «Динамо» (когда, впрочем, внутренние анализы уже показывали, что все нормально) допинг-контролеры из Европы попросту не добрались.

О том, какие титанические меры принимались для «чистки» футболистов, слагаются легенды.

– Как выводили бромантан, можете вспомнить? – вопрос Деменко.

– Могу – тем более что нас это очень злило. По несколько дней с базы не вылезали, и все время нас куда-то возили. Ты нужен дома, семейных дел невпроворот – а тут тебе звонит Катулин и в категоричном тоне вызывает на очередные процедуры. Нам это быстро надоело – почему раньше вслепую пичкали всякой гадостью, а теперь за счет нашего же времени заметают следы? А процедур этих было – тьма.

– Какие, например?

– В барокамеры нас возили. Переливания крови делали. Курс каких-то особых таблеток пришлось принимать – противных таких, с запахом, и их еще жевать надо было. У каждого была своя программа – в зависимости от роста, веса и, сильно подозреваю, количества допинга в организме. Просчитывали все, математики...

А в барокамерах время каждому заранее назначали. Обычно кто помоложе – ездил туда к девяти утра, кто постарше – к двум часам дня. То в одеяло заворачиваешься и в каком-то холодном месте тебя крышкой накрывают и долго держат. То в каком-то зазеркалье под музыку сидишь. Мы уже смеемся – а люди, которые лечат, говорят нам: «Что вы смеетесь? Здесь космонавты от радиации лечились». А нас от того только смех истерический разбирает: нам бы от своей «радиации» вылечиться...