Л. Н. Хрущёв выполнял этот полёт в кожаном чёрном шлемофоне; в темно-коричневом кожаном реглане с каракулевым серым воротником; в хромовых сапогах, в голенищах которых были замки «молнии» (ранее раненная нога затрудняла одевание обычного сапога); на руках были тёмно-коричневые перчатки на меху; гимнастёрка — коверкотовая, серого цвета с накладными карманами и стоячим воротником; на гимнастёрке слева орден Красного Знамени, справа гвардейский значок; погоны старшего лейтенанта — парадные; брюки — бриджи коверкотовые, одного цвета с гимнастёркой; вместо нательной рубашки носил морскую полосатую тельняшку; ремень офицерский со звездой; на ремне в желтой кожаной кобуре пистолет марки «Вальтер», а поверх реглана через плечо на ремне в деревянной кобуре пистолет «маузер»; на руке часы, кажется, марки «Лонжин»; при нем был серебряный портсигар (как будто с рисунком охотничьей собаки и дарственной надписью «В день рождения от жены»); зажигалка прямоугольной формы; небольшая записная книжка, заполненная в основном московскими адресами и номерами телефонов.
Доклад составил из личных воспоминаний… этот бой и образ боевого товарищу сохранятся в моей памяти на всю жизнь… гв. полковник Заморин И. А. 23 ноября 1960 года.
И наконец, третье «признание» Заморина. Впервые я прочёл его лет 10 назад. И вот теперь его повторяет «Комсомольская правда», где сообщается следующее: «Уже после войны и даже после смерти бывшего руководителя СССР Никиты Сергеевича Хрущёва Заморин послал на имя маршала Устинова покаянное письмо, в котором признался: «Я в рапорте умолчал о том, что, когда немецкий «ФВ-190» рванулся на мою машину в атаку, зайдя мне снизу под правое крыло, Лёня Хрущёв, чтобы спасти меня от смерти, бросил свой самолёт наперерез огневому залпу «фоккера». После бронебойного удара самолёт Хрущёва буквально рассыпался на моих глазах!.. Вот почему на земле невозможно было найти какие-либо следы этой катастрофы. Тем более, что искать начальство приказало не сразу…»
Всё это позволяет предположить, что письмо Устинову действительно было, хотя и не попало по неизвестным причинам в «Личное дело», которым располагаю я. Однако полноценность такого «признания», вероятно, можно установить через нынешнего министра обороны. Смалодушничал ли тогда Заморин или до своего третьего «признания» ему приходилось молчать, спасая честь мундира своих начальников, карьере которых не способствовало бы откровение о том, как они не уберегли сына члена Политбюро? Ответов на эти вопросы у меня пока нет. И пока третье «признание» кажется мне наиболее правдивым. Если письмо Устинову с безоговорочным признанием Заморина в том, что Л. Хрущёв стал воздушным Александром Матросовым, действительно существует, я готов обнародовать его полностью.
И герой, и предатель?!
Молотов, как известно, долгое время был вторым человеком после Сталина. После отставки Молотова его литературным секретарём сделался Феликс Чуев, который пытался свести с Молотовым и меня. Однако тот очень неохотно шёл на знакомства. Поэтому встреча не состоялась. Но вот что неоднократно рассказывал Чуев…