Я уже не помню порядок выступлений, но все говорили, что стало невыносимо работать, всё нарушено, ни о каком коллективном руководстве не может быть и речи, и каждый перечислял, в какой области и как Хрущёв куролесит, какой вред это приносит. Он сидел, подёргивался.
Но никто не предлагал Хрущёва репрессировать. Сказали: «Вот Хрущёв говорил, что все критикуют сельское хозяйство, есть предложение назначить его министром сельского хозяйства, оставив его членом Политбюро». Другого предложения я не слышал…
Когда дошла очередь до меня, я говорил долго. И начал с того, что советский народ и партия заплатили большой кровью за культ личности Сталина… И что же? Прошёл небольшой срок, и снова то же самое видишь. Я стал перечислять. Появился новый диктатор.
— Сколько вас учили? — перебил меня Хрущёв.
— Я много учился, я дорого стою народу…
— А я одну зиму у попа за пуд картошки учился!
— Так что же вы претендуете на то, что вы знаток и металлургии, и химии, и литературы?
Булганин говорил: «У меня, когда я уезжал, перекопали весь двор, проложили провода подслушивания…» И так один за другим — о подслушивании, о слежке, о восстановлении сталинизма…
Я сказал: «Какое же это коллективное руководство? Приходит ко мне Фурцева, секретарь МК, секретарь ЦК, и говорит: «Отойдём туда за угол, да закройте телефон чем-нибудь, нас подслушивают! Что же делается! Ничего не получается, всё разваливается…»
Я знал, что она была возлюбленной Никиты… Мне говорили, что она неискренняя. А перед этим заседанием она пришла, бледная, ко мне, трясётся: «Если вы когда-нибудь расскажете о том, что я вам говорила, когда приходила, мы вас в лагерную пыль превратим». Такая мегера!
— Вы меня не пугайте, я фронтовик, Екатерина Алексеевна, я смерти в глаза смотрел не раз.
И я сказал на Политбюро: «Мы, два секретаря ЦК, мы не фракционеры, мы искренне, Фурцева и я, переживаем. Она: «Это ложь! Это ложь!» Я говорю: «Ну отчего же ложь, Екатерина Алексеевна?! Мы ж собрались здесь сейчас для того, чтобы это исправить!» С ней истерика. И я сказал: «Нельзя же, чтобы в государственных делах сказывалась интимная близость…»
После того, как Жуков сделал всё, чтобы Хрущёв остался у власти, Никита Сергеевич сделал Жукова триумфатором… А меня выгнали с треском… После пленума выхожу — идёт навстречу Жуков. Я ему говорю: «Георгий Константинович, имей в виду: следующим будешь ты!» В июне нас выгнали, а в октябре — его. Жуков потом локти кусал и не мог слышать имени Хрущёва…
Весной 1957 года сын Хрущёва Сергей женился. На даче Хрущёва устроили свадьбу. Крепко выпили и произносили речи. Выступил и Хрущёв. Как всегда хорошо рассказал о своей родословной, тепло вспомнил свою маму, а затем как-то вскользь уколол Председателя Совета Министров СССР Булганина. В другое время Булганин промолчал бы, а тут неузнаваемо вскипел и довольно резко сказал: «Я попросил бы выбирать выражения…»
Присутствовавшие поняли: Булганин озлоблен против Хрущёва. Догадка подтвердилась. Как только кончился обед, Молотов, Маленков, Булганин, Каганович уехали к Маленкову на дачу. Хрущёв понял, что Булганин переметнулся в стан его противников и был явно озабочен их усилением.
После того, как ушли Молотов, Маленков, Булганин, Каганович, ко мне, — вспоминает Жуков, — подошёл Кириченко и завёл такой разговор: «…Ты понимаешь, куда дело клонится? Эта компания не случайно демонстративно ушла со свадьбы. Нам нужно… быть ко всему готовыми. Мы на тебя надеемся… Одно твоё слово, и армия сделает всё, что нужно…»
Я видел, что Кириченко пьян, но сразу же насторожился: «Я тебя не понимаю, куда ты клонишь?»
Кириченко: «Ты что, не видишь, как злобно они разговаривали с Хрущёвым? Они — решительные и озлобленные люди… Дело может дойти до серьёзного…»
Мне показалось, что Кириченко завёл разговор не от своего ума, что подтверждалось следующими его словами: «В случае чего, мы не дадим в обиду Никиту Сергеевича…»
…Утром 19 июня (Здесь Жуков скорее всего не точен, так как по документам это могло быть не позднее 18-го. — НАД.
) мне позвонил Маленков и попросил заехать по неотложному делу… Маленков встретил меня очень любезно и сказал, что давно собирался поговорить со мной по душам о Хрущёве. Он коротко изложил своё мнение о якобы неправильной практике руководства со стороны Первого секретаря ЦК Хрущёва, указав при этом, что Хрущёв перестал считаться с Президиумом ЦК, выступает на местах без предварительного рассмотрения вопросов на Президиуме. Хрущёв стал крайне грубым в обращении со старейшими членами Президиума. В заключение он спросил, как лично я расцениваю создавшееся положение в Президиуме ЦК…Я спросил его: «Вы от своего имени со мной говорите или?..»
«Я говорю с тобой как со старым членом партии, мнение которого ценю и уважаю…»
Я понял, что за спиной Маленкова действуют более сильные личности, Маленков явно не раскрывает настоящей цели разговора со мной…
Я сказал Маленкову: «Советую вам пойти к Хрущёву и переговорить с ним по-товарищески. Уверен, он вас поймёт».