Как убивали Сталина

Как говорится, откровеннее о Горьком, да и о себе — не скажешь!

Молотов, естественно, потребовал разобраться. И Щербаков в свою очередь спешит направить «Председателю СНК СССР» собственное спецдонесение о проведённом расследовании по делу известной (тогда!) писательницы М. Шагинян:

«В беседе со мной Шагинян заявила: «Перемрут 9/10 писателей, никто о них не вспомнит, таков их удельный (вес). А я буду сиять в веках. Горького вы устроили так, что он ни в чём не нуждается. Толстой получает 36 тыс. руб. в месяц. Почему я не устроена также?»

Союз писателей такого рода требования, навеянные манией величия, удовлетворить не в состоянии… 21.IX.35 г.», — подписывает секретное письмо о неподкупной Мариэтте Шагинян Секретарь правления ССП СССР Щербаков.

Однако на этом приведение в чувства зарвавшейся «до сияния в веках» и посягнувшей на самого Горького писательницы — не заканчивается. Ей устраивают соответствующую проработку с учётом того, что она недовольна ещё и реакцией Молотова на её разоблачительное письмо, и к тому же написала заявление о выходе из Союза писателей, с таким трудом созданного для контроля и направления заносчивых и своенравных литераторов в нужное русло. А как можно было поступить иначе, когда этим самым, желавшим жить лучше других, литераторам отдавались (благодаря владению печатным словом!) души тоже тянувшихся к лучшей жизни масс?!

«Решение Президиума Правления Союза советских писателей СССР по поводу заявления М. Шагинян о выходе из Союза писателей» было грозным:

«Президиум Правления признаёт мотивы выхода из Союза, изложенные Шагинян в её заявлении совершенно неосновательными и носящими характер огульных клеветнических обвинений по адресу писательской общественности советской страны. М. Шагинян обнаружила в своём заявлении непонимание роли и места писателя в Советской стране, а также чванство, зазнайство и переоценку своего значения в литературе».

28.02.1936 г. А.С. Щербаков, докладывая всё это Горькому, получившему, если не считать Сталина, «монополию на советскую литературу», так комментировал решение о строптивой литераторше, захотевшей иметь столько же, сколько имел сам Горький или хотя бы Алексей Толстой: