Жанна звучно застёгивает переноску, в которую уже поместила Шкоду, и осуждающе глядит на сюсюкающую с бульдогом маму.
– А живёте вы, наверное, в экстра-рич-шик-роял-плаза? – спрашивает начальница. – Или тут, за углом?
– Во всяком случае псиной у нас дома не пахнет, – улыбается мама и уходит.
Хрипящая булочка пыхтит следом.
– До свидания, Роза Марсельевна! – кричит Жанна ей в спину.
Смотрит на меня.
– Люкс-лакшери-вип дитя, уже справилась? – интересуется она.
Я торопливо возвращаюсь к Шницелю. Продолжаю его натирать шампунем. Смываю. Навожу второй шампунь – увлажняющий со смесью текстурирующего. Втираю в шерсть. Оставляю его на пять минут и начинаю чистить псу пасть порошком при помощи мягкой зубной щётки. Шпиц теперь не дёргается – после возмущения грумера он больше походит на игрушку, чем на живое существо. Смываю шампунь по росту шерсти, выдавливаю пену. Задёргиваю штору и позволяю собаке отряхнуться, затем заворачиваю в первое полотенце, как в кокон.
Жду, пока ткань впитает основную влагу из шерсти.
Что там такое мама принесла мне? Да и зачем?
– Жанна Георгиевна, а что такое комбуча? – спрашиваю у начальницы.
– Не знаю, танец какой-то? – предполагает она.
– Танец в банке? – сомневаюсь я.
Слышится, как Жанна подходит к шоперу и заглядывает в него.
– Помои какие-то, – фыркает она. – Крайне нефешенебельного вида.
Отодвигаю штору и вижу сморщившуюся начальницу, держащую в руках трёхлетровую банку с коричневатой жидкостью и каким-то склизким сгустком вроде медузы внутри. Она брезгливо опускает склянку обратно в сумку.
– На мега-квин-фэшн-штуковину как-то не очень похоже, – почавкивая жвачкой, говорит начальница и нюхает руки. – Чтобы этой дряни тут не было, уноси куда хочешь.
Убираю вымокшее насквозь полотенце. Ставлю Шницеля на грумерский стол. Он снова отряхивается, но на этот раз брызг уже почти нет. Оборачиваю его новым полотенцем, укладывая на руках словно младенца. Он тянет ко мне влажную мордочку и пытается дотянуться до моего лица языком. Возвращаю свёрток на стол и протираю уши ватными дисками.
Не верится, что эта комбуча предназначена для здоровья. Как её применять вообще? Вряд ли она съедобна с таким видом. Мазаться ею? В нос закапывать? Заниматься подобным я не собираюсь.
Снимаю с собаки второе полотенце и, пристегнув её к кронштейну над столом, начинаю обдувать из компрессора. Остатки влаги быстро испаряются. Расправив шерсть собачьей расчёской-гребнем, наношу на шпица из баллончика несмываемый кондиционер. Распушившийся пёс превратился в настоящий коричневый шарик меха.
Дело остаётся за малым – подстричь ему ушки с лапками. Это уже работа грумера. Такая несправедливость – помощник полностью готовит собаку, а грумер выполняет самую интересную задачу. Во всяком случае, в салоне Жанны практикуется именно такое распределение труда. Я уже умею довольно хорошо стричь животных, однако руководительница позволяет мне делать это лишь в редких случаях.
Отношу Шницеля на стол начальницы и перестёгиваю к уже настроенному на правильную длину ремешку. Здесь проказник, как бы ни старался, не сможет даже попытаться спрыгнуть вниз.
– Наконец-то, – вздыхает Жанна. – Я уже состарилась и заново родилась.
С нескрываемым нетерпением она начинает подравнивать ушки лохматого клиента. А я тем временем заглядываю в шопер и поближе рассматриваю загадочную комбучу. Аморфный и склизкий блин, покачивающийся на поверхности жидкости, выглядит розовым, как сосиска. Он мне что-то напоминает, но не удаётся осознать, что именно.
– Так и будешь любоваться?
Подхватываю сумку и иду с ней в уборную, но меня останавливает недовольный возглас грумера.
– Куда?! – кричит она. – Нечего мне тут слив забивать всякой гадостью. Иди домой и по пути выброси где-нибудь.
Смотрю на часы и понимаю, что провозилась с псом лишние пятнадцать минут. В раздевалке спешно меняю рабочую одежду на личную, удобную, но без изыска, как у мамы – однотонная футболка, джоггеры и кроссы. Спешу к дверям, в которых сталкиваюсь с мужчиной средних лет в рубашке без рукавов, брюках со стрелочками и бежевых туфлях с перфорацией. Вовремя мама ушла – боюсь её бы хватил удар при виде такого стиля.
– Гранд пардоньте, мамзель, – улыбается тот.
Мужчина прошмыгивает внутрь и подскакивает к Жанне.
– Так, а вот и мой Шпицберген! – восклицает хозяин проказника. – Ох, какой мы мистер пух! Кто тут пушной шпицрутен? Рад папочке, слоёный мой штруделёчек!
Оставляя воссоединившуюся парочку вместе с начальницей, выныриваю навстречу аромату остывающего асфальта и высохшей на газонах травы, которую утром косили коммунальщики, жужжа своими дымящимися триммерами.
Запах напоминает детство. Поездки к бабушке в деревню. Долгий путь от автобусной остановки, где асфальт плавился прямо на глазах, через выкошенный для заготовки сена луг, по пыльной дороге под прохладной тенью еловой посадки, с пригорка вниз мимо квакающего пруда, через покосившуюся в зарослях черёмухи калитку, вдоль грядок между рядами гудящих пчелиных ульев в небольшой домик. А в нём прохлада, уют, спокойствие и… Ну конечно! Вот где я видела эту комбучу.