Потом отличился еще один из нашей компании – Малик. Дело было так, что нас ним послали на грузовичке привезти, не помню уж точно – то ли трубку-красномедку, то ли несколько мешков с гайками да фиттингами. Поехали мы километров за сто на другую КаЭс. Да выпросили у местного паренька Виталика ружье-одностволку и несколько патронов с крупной дробью. Едем по степи, едем, смотрим из кузова по сторонам. И вдруг увидели на дороге казахскую антилопу сайгака. Он, вообще говоря, считается нынче как “находящийся под угрозой“. Их уже и к началу ХХ века хорошо поистребили. Но как раз в середине 60-х развелось их немало по всей казахской степи.
Вот мы на одного и наткнулись. Заорали дурным голосом шоферу: “Догоняй!“ Да он уж и сам сообразил, начал газовать за сайгаком. Тут был самец, потому как с рогами. Гнались минут десять на скорости больше 60 километров. Я и сам про себя знаю, что стрелок неважный. Без слова уступил одностволку Малику. Но его же в кузове мотает, того гляди, что вылетит на дорогу. Так что он прижался к переднем борту, пытается прицелиться, но не очень получается. Я его сзади обхватил, притиснул к борту. Он, наконец, что-то выцелил, нажал на спуск. И, не поверите, попал. Горд был, конечно. Малик-то по-арабски значит
Закинули мы антилопу в кузов, довезли до нашего вагончика, отрезали водителю его долю. И начали обсуждать – что делать с остальным. Мяса-то там осталось килограмм двадцать. Разумеется, понабежало к нам море советчиков. Все упирают, что надо сварить. А я вспомнил, что читал у Жюля Верна да Майн Рида, стою на своем – пожарить надо. Пошли на компромисс – ногу запекли на костре, а остальное в ведра и варить. Как свежевали, совсем не помню, я это и умею не очень. Одно осталось в памяти, что сайгак горбоносый, но если на его нос нажать, то все мягкое и проваливается аж до челюсти.
В этот вечер тоже наелись до изумления. Кстати и захмелились, много нашлось доброхотов из монтажников, приходивших к нам с бутылкой дать совет, как с добычей обходиться. Тут как человека не пригласить к столу. Единственно, всех посылали в ихние вагончики за ножами, тарелками, ложками и вилками.
Но как бы не наелись – а брюхо добра не помнит. Через пару дней мясное изобилие закончилось, а денег больше не стало. А есть все одно надо. Наши приятели-монтажники рады бы нам помочь, как они говорили. Но денег и у самих на нуле. Мы, кстати, обратили внимание на странную особенность, среди наших временных коллег было немало и москвичей, и ленинградцев. Но прописаны они были все в каких-то маленьких городках Ярославской и Костромской областей. Тут все понятно. Москва, Ленинград, Киев, Минск для прописки после отсидки закрыты. Их и прописывали во всяких Нерехтах и Даниловых. Ну, не все, конечно. Вот бригадир Боря зоны не видал, приехал после техникума из Краснодарского края. Удивил он нас тем, что чая совсем не пил, а все вспоминал трехлитровые банки своей мамы с закатанным компотом.
Бывшие зэки и вообще монтажники оказались довольно симпатичными ребятами, но, как говорят, “без царя в голове“. Что и понятно при их кочевой жизни. Это были не профессиональные урки, а люди, попавшие по дурости либо несчастью под правосудие. Ну, дальше закон не разбирает – раз сидел, то в столицы тебе хода нет. Они нас выучили своей песне: “Мы с тобою, друг, монтажники. Вся наша жизнь – езда. Нас встречают и разлучают стуком колес поезда ... “ .
Давали они нам советы. Например, удавить какую-нибудь собаку, вот и мясо. Но мы к этому были все же не готовы. И я задумался о гусе. Малик уже отличился, теперь была моя очередь. Благо, за мной, как рассказано выше, был некоторый опыт еще со школьных времен. Дело в том, что, как уже упоминалось, не так далеко было сельцо Копинское. Делилось оно на три конца. На одном жили казахи, на другом русские, а на третьем высланные сюда во время войны немцы. При раздумьях стало понятно, что идти на дело нужно ближе к русскому концу.
У казахов гусей нет, у них бараны. А это уже другая статья по Кодексу, с другим сроком. Да и как его, барана, хватать, нужно, наверное, тут же горло перерезать. Крови будет море, да и не умеет никто из нас. У немцев гусей много, но у них же, надо полагать, считанные. Выследят, придут к вагончику, греха не оберешься. А у русских и гуси есть, и никто их не считает, разве что раз в полгода.