Чеченцы, действительно, после залпа поскакали шибче в гору; только несколько джигитов из удальства остались сзади и завязали перестрелку с ротой. Особенно один на белом коне в черной черкеске джигитовал, казалось, шагах в пятидесяти от наших, так что досадно было глядеть на него. Несмотря на беспрерывные выстрелы, он разъезжал шагом перед ротой; и только изредка около него показывался голубоватый дымок, долетал отрывчатый звук винтовочного выстрела. Сейчас после выстрела он на несколько скачков пускал свою лошадь и потом снова останавливался.
- Опять выпалил, подлец,- говорили около нас.
- Вишь, сволочь, не боится. Слово знает,- замечал говорун.
- Задело, задело, братцы мои,- вдруг послышались радостные восклицания,- ей-богу, задело одного! Бог важно-то! Ай лихо! Хоть лошадей не отбили, да убили черта одного. Что, дофарсился, брат? - и т. д.>
Между чеченцами вдруг стало заметно особенное движение, как будто они подбирали раненого, и вперед их побежала лошадь без седока. Восторг толпы при этом виде дошел до последних пределов - смеялись и хлопали в ладоши. За последним уступом горцы совершенно скрылись из виду, и рота остановилась.
- Ну-с, спектакль кончен,- сказал мне мой знакомый,- пойдемте чай пить.
- Эх, братцы, нашего-то, кажись, одного задели,- сказал в это время старый фурштат, из-под руки смотревший на возвращавшуюся роту,- несут кого-то.
Мы решили подождать возвращения роты.
Ротный командир ехал впереди, за ним шли песенники и играли одну из самых веселых, разлихих кавказских песен. На лицах солдат и офицера я заметил особенное выражение сознания собственного достоинства и гордости.
- Нет ли папиросы, господа? - сказал N., подъезжая к нам,- страх курить хочется.
- Ну что? - спросили мы его.