Как уморительны в России мусора, или Fucking хорошоу!

В процессе содержательной беседы с аборигеном майор узнал, что для сбора шишек надо колотить по кедру большой деревянной киянкой — «колотом». Мужичок подсказал питерскому менту, где лежит колот, а сам остался на дереве, где счищал нужную ему для каких-то целей смолу.

Колот оказался тяжеленным дубовым пнем, притороченным к еловому шесту.

Соловец с трудом подтащил инструмент к дереву, сплошь усыпанному большими шишками, и приступил к отбою.

Еле-еле приподнял колот на метр от земли, прицелился, махнул — и мимо.

Второй раз чуть себе по ноге не въехал.

И на третий, и на четвертый раз — та же фигня…

На пятый — в кочку воткнулся.

На шестой раз, багровый от напряжения гость из Северной столицы снес древесный гриб на стволе соседней сосны и обессиленный, рухнул в кусты черники.

На плечо Соловцу легла рука мужичка, спустившегося, наконец, с верхотуры.

— Сынок, а ты чё по пихте-то палишь? — осведомился абориген…

* * *

С аналогичными вопросами майор сталкивался все те три часа, пока обзванивал различные учреждения, пролистывая страницы телефонного справочника, и интересовался местонахождением начальника РУВД.

В конце концов главе «убойщиков» это надоело и он справедливо рассудил, что подполковник Петренко — не лох какой-нибудь и сам объявится. Поэтому Соловец отложил справочник, высосал восемь бутылочек «Балтики № 0», подивился отсутствию привычного эффекта, за исключением раздувшегося мочевого пузыря, прочитал наклейку на обороте пустой тары, понял, что влил в себя четыре литра беспонтового безалкогольного пива и пошел грустно в туалет.

* * *

— Ну, так, в молчанку играть будем или как? — спросил грубый Дукалис у трясущегося Дамского, когда тот был привязан к креслу.

Ларин в это время обыскивал Козлюкина, поставленного враскоряку у стенки.

— Я буду жаловаться, — прошептал генеральный директор «Фагот-пресса».

Опрос свидетеля, коим являлся Ираклий Вазисубанович, сразу пошел не по тому руслу, которое предполагали издатель и начальник отдела сбыта. Вместо того, чтобы сесть друг напротив друга и обсудить сложившуюся ситуацию с исчезновением Б.К.Лысого и продолжающимся вот уже год повальным бегством недовольных гонорарами авторов из «Фагот-пресса», бравые правоохранители наставили пистолеты на Дамского с Козлюкином, заперли изнутри дверь кабинета, и теперь готовились к проведению допроса «третьей степени устрашения».

Идея о такой методике воздействия родилась в голове Ларина, когда опера сидели в приемной и ждали приглашения к директору.

Капитан справедливо рассудил, что миндальничать с издателем не следует, ибо тот «хоть в чем-то, да виноват». Ни один российский барыга честно своим бизнесом не занимается, так что, ежели поднажать, глядишь — что и польется. А там можно будет и отказ заставить написать, и налоговикам помочь…

Плюсов в силовом воздействии множество, а минусов — кот наплакал.

Ларин закончил шарить по карманам деморализованного Козлюкина, сковал руки книготорговца разболтанными браслетами, посадил на стул и встал за его спиной.

Дукалис взгромоздился на стол и придавил носком давно нечищенного ботинка мужское достоинство побледневшего Дамского:

— Что ж, приступим…

ГЛАВА 4 ПУТЬ К УСПЕХУ

— Георгич! — в дверь автобуса просунулось шелушащееся лицо лейтенанта Волкова. — Там это…

— Что это? — Соловец оторвался от рапорта осведомителя, косноязычно сообщавшего о своих подозрениях в адрес соседа по коммунальной квартире, вроде как замешанного в убийстве двух армян на рынке, случившегося пару дней назад.

— Из Главка, — просвистел простуженный инспектор по делам несовершеннолетних. — Проверяющий.

— От, блин, принесла нелегкая! — майор нахлобучил шапку и выскочил из автобуса.

* * *

За два часа разговора по душам, привязанный к стулу и повизгивающий Дамский поведал Ларину и Дукалису массу интереснейших подробностей из своей нелегкой жизни.

Как он в детстве чуть не попал под вертолет, впервые попробовав брюквенной самогонки и уснув на взлетном поле местного аэроклуба.

Как начинающий бизнесмен торговал по электричкам пошитыми в братской Армении женскими сапогами на «рыбьем меху», выдавая их за итальянские, и как бегал от ментов из линейных отделов на транспорте и от покупателей, возмущенных разваливающейся на второй день носки обувью.

Как в пьяном безобразии метал тумбочки из окна гостиничного номера, попал по голове директору издательства «Виагриус» и свалил всю вину на валявшегося в отключке своего партнера и бывшего главного редактора «Фагот-пресса» Витольда Никаноровича Пышечкина.

Как и через кого переправлял за границу заработанную непосильным трудом копеечку…

В общем, Дамский выложил оперативникам целую кучу информации, однако ничего, заслуживавшего, по их мнению, внимания, Вазисубаныч так и не поведал.

Последней историей, рассказанной издателем, было вольное изложение на тему «Как мы с женой учили свою собаку лаять на звонок в дверь».

Пухлощекий Ираклий Вазисубанович становился на четвереньки перед дверью. Его жена выходила на лестничную площадку, звонила, Дамский рычал и лаял, супруга заходила и давала мужу кусок сыра.