Читаем Как устроен город. 36 эссе по философии урбанистики полностью

Возможно, в силу этого вопиющего абсурда в теории Маркса возник странный перекос: он совсем не ценил труда капиталистов. Он закрепил за капиталистом одну функцию – эксплуатацию. Рабочий вкладывает в продукт свой «живой» труд. Туда же вкладывается стоимость инфраструктуры – машин и фабрик, которая, по Марксу, есть «мертвый» труд, труд предшествующих рабочих, которые создали машины и фабрики. Далее продукт поступает на рынок и продается по рыночной цене. Разницу между «трудовой стоимостью» и потребительской стоимостью капиталист присваивает себе.

Но Маркс не мог не знать, каких трудов и квалификации стоит поиск кредита, организация производства, поиск рынков сбыта, постоянная модернизация, внедрение новых технологий и технических изобретений – вся та колоссальная работа по поиску и внедрению нового, без которой не была возможной восхитившая его поступь прогресса, которая модернизировала весь мир. Мы знаем это по той катастрофе, которая постигла социалистический эксперимент в СССР, попытавшемся обойтись в производстве без предпринимательства. Это был большой эксперимент, доказавший наличие ошибки на гигантском материале. Но Маркс тоже знал это хотя бы по неудачным попыткам перенастроить всю систему производства в пользу рабочего у восхищавшего его Роберта Оуэна. И тем не менее в своей теории трудовой стоимости он ухитрился не учесть труда капиталиста в стоимости продукта вообще. Он у него ничего не стоил, поэтому стоимости просто не было. Почему?

«Из крепостных средневековья вышло свободное население первых городов; из этого сословия горожан развились первые элементы буржуазии», – пишет он в Манифесте. Это неточность: население первых средневековых городов возникало не из сельского. Однако здесь важен смысл слова «буржуазия». Это просто жители городов. Это третье сословие, которому соответствует «цеховая организация промышленности». Рабочие в этой ситуации владеют средствами производства, своей мастерской, то есть они являются и рабочими, и буржуазией сразу, и в этом своем качестве они «буржуа» – городские жители.

То есть в генезисе у Маркса буржуазия и пролетариат – это одно и то же, они выросли в одной семье рабочего средневековья. Этим, кстати, объясняется то, что буржуазная и пролетарская революция имеют одну и ту же движущую силу – рабочего, просто в первом случае он еще не разделился на два класса, а выступает в одном лице, противостоящем феодалам.

Капитализм в первой половине XIX века был по преимуществу денежно-финансовым, а не промышленным (как сказал министр финансов Луи‑Филиппа Жак Лаффит, «отныне Францией править будем мы, банкиры»). Соответственно тем новым, что приносила с собой буржуазия, казался не новый технологический уровень цивилизации, а проникновение товарно-денежных отношений в процесс производства. И хотя Маркс прекрасно понимал, что без капитализма никакого сногсшибательного прогресса не случилось бы, он не считал креативность свойством буржуазии. Это была очевидная несообразность, но она определялась исторической ситуацией – изобретателей-капиталистов, Стива Джобса, Билла Гейтса и Илона Маска во времена Маркса еще не существовало. Пролетариат трудился, а буржуазия делала деньги. Если отменить частную собственность, буржуазия не нужна.

Специфика философской позиции Маркса заключалась в том, что он считал смыслы и идеи имманентно присущими материи, в том числе и прежде всего – социальной материи (диалектический материализм). Отсюда креативность, способность создавать новое и творить прогресс имманентно присущи рабочим, и если буржуазия временно отняла у них это свойство, превратив их в придаток машины, то это не значит, что в будущем оно не проявится. Иначе говоря, Маркс не ценил квалификации и труда капиталиста постольку, поскольку полагал, что способность к изобретению нового изначально присуща рабочему – тому городскому рабочему, из которого родились и буржуазия, и пролетариат. Поэтому стоит убрать буржуазию, и тяга к модернизации мира у рабочего класса расцветет.

Итак, по Марксу у рабочего есть следующие свойства. Это «модернизированный» человек, его образ жизни и ценности противостоят традиционному обществу. Ему изначально присуща способность создавать новое. Он производит революцию и пересоздает мир заново. Ему принадлежит будущее.

Стоит, вероятно, изумиться тому, как мало это отличается от свойств креативного класса Флориды.

3

Для понимания рабочих в домарксистской традиции важно сказать, что Аристотель полагал – рабы являются орудием труда. Не людьми. Люди, которые занимаются изготовлением вещей, – это ремесленники.

Две особенности понимания этих ремесленников довольно резко отличаются от привычного нам.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Александровский дворец в Царском Селе. Люди и стены, 1796–1917
Александровский дворец в Царском Селе. Люди и стены, 1796–1917

В окрестностях Петербурга за 200 лет его имперской истории сформировалось настоящее созвездие императорских резиденций. Одни из них, например Петергоф, несмотря на колоссальные потери военных лет, продолжают блистать всеми красками. Другие, например Ропша, практически утрачены. Третьи находятся в тени своих блестящих соседей. К последним относится Александровский дворец Царского Села. Вместе с тем Александровский дворец занимает особое место среди пригородных императорских резиденций и в первую очередь потому, что на его стены лег отсвет трагической судьбы последней императорской семьи – семьи Николая II. Именно из этого дворца семью увезли рано утром 1 августа 1917 г. в Сибирь, откуда им не суждено было вернуться… Сегодня дворец живет новой жизнью. Действует постоянная экспозиция, рассказывающая о его истории и хозяевах. Осваивается музейное пространство второго этажа и подвала, реставрируются и открываются новые парадные залы… Множество людей, не являясь профессиональными искусствоведами или историками, прекрасно знают и любят Александровский дворец. Эта книга с ее бесчисленными подробностями и деталями обращена к ним.

Игорь Викторович Зимин

Скульптура и архитектура
Эволюция архитектуры османской мечети
Эволюция архитектуры османской мечети

В книге, являющейся продолжением изданной в 2017 г. монографии «Анатолийская мечеть XI–XV вв.», подробно рассматривается архитектура мусульманских культовых зданий Османской империи с XIV по начало XX в. Особое внимание уделено сложению и развитию архитектурного типа «большой османской мечети», ставшей своеобразной «визитной карточкой» всей османской культуры. Анализируются место мастерской зодчего Синана в истории османского и мусульманского культового зодчества в целом, адаптация османской архитектурой XVIII–XIX вв. европейских образцов, поиски национального стиля в строительной практике последних десятилетий существования Османского государства. Многие рассмотренные памятники привлекаются к исследованию истории османской культовой архитектуры впервые.Книга адресована историкам архитектуры и изобразительного искусства, востоковедам, исследователям культуры исламской цивилизации, читателям, интересующимся культурой Востока.

Евгений Иванович Кононенко

Скульптура и архитектура / Прочее / Культура и искусство