Как устроена экономика

Первым важным изменением стало дальнейшее сокращение временного горизонта в менеджменте. С ростом недружественных поглощений в 1980-х (вспомните Гордона Гекко) компании уже оказались под усиливающимся давлением требований краткосрочной прибыли, в случае необходимости даже за счет потери долгосрочной конкурентоспособности. Но с распространением такого количества финансовых инструментов, обеспечивающих быстрый и высокий доход, за пару последних десятилетий акционеры стали еще более нетерпеливыми. Например, в Великобритании средний период владения акциями, уже понизившийся с пяти лет в середине 1960-х до двух лет в 1980-х, достиг отметки примерно 7,5 месяца в конце 2007 года{116}. Все это привело к формированию «нечестивого союза» между профессиональными менеджерами корпораций и растущей группой краткосрочных акционеров под объединяющим призывом «максимизации ценности для акционеров» (см. главу 5). В этом союзе менеджерам выплачивались астрономические зарплаты в обмен на максимизацию краткосрочной прибыли – даже ценой качества продукции и трудовой морали, – максимально возможная часть которой передавалась акционерам в виде дивидендов и обратного выкупа (компании приобретают собственные акции, для того чтобы поддержать цены на них).

Такая практика оставляла компании очень мало средств для инвестирования, например, в оборудование, НИР и обучение персонала, что в перспективе снижало ее производительность и конкурентоспособность. Когда же в компании разражалась катастрофа, большинства профессиональных менеджеров и краткосрочных акционеров, организовавших ее кончину, уже там не было.

Финансиализация нефинансовых корпораций

Новая финансовая система не только привела к тому, что нефинансовые корпорации стали работать с более коротким периодом прогнозирования. Она также сделала их более финансиализированными, то есть зависимыми от собственной финансовой деятельности. Учитывая более высокую доходность финансовых активов по сравнению с традиционными, многие компании стали перенаправлять свои ресурсы на управление финансовыми активами. Такое смещение акцента сделало их еще менее заинтересованными в наращивании долгосрочного производственного потенциала и заставило уделять все больше внимания получению краткосрочной прибыли, которую постоянно требовали заинтересованные в ней акционеры.

В последние пару десятилетий ряд корпораций активно расширяли свои финансовые подразделения, например: GE Capital компании General Electric, GMAC компании GM и Ford Finance компании Ford. Некоторые из них стали настолько значительными, что летом 2013 года Совет по надзору за финансовой стабильностью при правительстве США назвал самое крупное из них, GE Capital, одним из «системно важных финансовых институтов» (SIFI) – этот статус обычно получали только крупнейшие банки.

Последствия чрезмерной эксплуатации финансового сектора

При новом режиме финансовый сектор стал гораздо более выгодным, чем нефинансовый, – хоть так было не всегда{117}. Теперь он мог позволить себе предложить заработные платы и бонусы, намного превышавшие то, на что хватало ресурсов у других секторов, и привлекать самых ярких людей, независимо от того, какие науки они изучали в университетах. К сожалению, это привело к нерациональному использованию талантов, поскольку люди, которые могли бы принести больше пользы в других профессиях – в технике, химии, да в чем угодно, – оказались заняты продажей деривативов или построением математических моделей для их ценообразования. Кроме того, большие суммы денег, затраченные на обучение, ушли впустую, поскольку многие люди не применяли те знания, которые им изначально давали[111].

В финансовом секторе сосредоточилось непропорционально большое количество богатства, что тоже давало ему возможность очень эффективно лоббировать свои интересы, шедшие против правил, даже если они были социально полезными. Растущий двусторонний поток сотрудников между финансовой индустрией и регулирующими органами означал, что в лоббировании часто даже не было необходимости. Множество чиновников регулирующих органов, прежде работавших в финансовом секторе, инстинктивно сочувствовали отрасли, которую пытались регулировать, – такая ситуация получила название «проблема вращающейся двери».

Еще большую проблему создавало то, что «вращающаяся дверь» поощряла скрытую форму коррупции. Государственные служащие могут нарушить правила – иногда, до определенного предела, – чтобы помочь своим потенциальным будущим работодателям. Некоторые высокопоставленные чиновники поступают еще умнее. Уходя с работы, они даже не думают тратить силы в поисках новой. Они просто создают собственные фонды прямых инвестиций или хедж-фонды, куда бенефициары, которым они раньше помогали обходить законы, будут вкладывать деньги, даже если бывшие чиновники имеют мало опыта в управлении инвестиционными фондами.