Как в японской дораме

Дыхание всё ещё оставалось тяжёлым, но уже не от усталости. Что-то внутри груди не давало прохода воздуху. То, что совсем недавно грузом навалилось на сердце, теперь будто стало легче, только увеличилось в размере. И стало очень горячим. Почти обжигало.

Медленно и неуверенно лицо парня приближалось к моему лицу. Я заметила это, однако мой разум, попав в гипнотическое сияние раскосых глаз, совершенно перестал как-либо работать. И потому я молча стояла и молча, будто со стороны, наблюдая за происходящим. Сближались наши лица, сближались наши глаза, и всё для того, чтобы сблизились и наши губы. Я видела их – полные, чётко очерченные, мягкие… желанные. Они приближались для поцелуя. Где-то в глубинных далях моего разума слабо шевелилось сознание, пытаясь послать ко мне какие-то импульсы, но усилия его были тщетны. А губы всё приближались. Пусть. Пусть приблизятся, пусть достигнут цели, пусть сделают то, чего хотят…

«Он у нас известный сердцеед». Разум всё же вырвался из-под гипноза. Вырвался и грубо втолкнул меня в реальность. Я резко отвернула лицо, и лишь горячее дыхание обожгло мою щёку.

Правильно ли я поступила? С точки зрения разума – да. А вот сердцу почему-то стало тяжелее.

Эти губы сами виноваты. Они слишком медленно приближались.

– Спасибо за танцы, – проговорила я, неловко выбираясь из мужских объятий. – Мне было очень приятно… и весело…

Отпуская меня, Соби молча убрал с моей талии руки. Это правильно, но я вдруг пожалела: в его объятиях я чувствовала себя уютно.

По радио зазвучала новая песня, медленная, нежная, с печалью. Пел всё тот же мягкий мужской голос. Пел на непонятном мне языке. Песня мне показалась знакомой, и я прислушалась внимательнее. Ну да, эту песню пел Соби. Позавчера, когда я днём подсматривала за ним. Только теперь она звучала лучше, без фальши, под красивую музыку.

– Это твой любимый певец? – спросила я, не поворачиваясь к собеседнику.

– У меня нет кумира, – ответил Соби. – Есть песни, которые мне просто нравятся.

Я подошла к стеллажу, взглянула на футляр музыкального диска. На обложке была фотография молодого человека с раскосыми, как у Соби, глазами и неопрятной причёской чёрных волос. С левой стороны выстроился ряд непонятных мне иероглифов. Возможно, они содержали имя певца и название альбома.

– Он поёт на японском?

– Да.

– Мелодичный язык. Переведи мне песню.

– Эту?

– Да, эту. О чём она?

– Парень влюблён в девушку, у которой холодное сердце. Рядом с ней всё замерзает, лето становится зимой, нежность превращается в колючий иней, радость скрыта за хмурыми тучами. Но парень верит, что его любовь сможет растопить это ледяное сердце. Он хочет увести свою возлюбленную в мир счастья, где всегда светит солнце.

Так вот как он меня представлял – девушка с холодным сердцем, с колючим инеем. Но он же меня совсем не знает! Я ведь не такая. Не такая. Наверное. Была когда-то.

Соби приблизился, остановился позади меня. Очень близко. Он положил руки мне на плечи, начал слегка поглаживать. Зачем он пытался меня поцеловать? Я ему нравлюсь? Но я же холодная зима. Или ему просто захотелось женщину после заигрываний с Анжелой? На своей макушке в волосах я почувствовала лёгкое дуновение. Хитрый тип.

– Не приставай ко мне, – буркнула я.

– Я и не пристаю, – продолжал поглаживать мои плечи Соби.

– А что ж ты делаешь?

– Стараюсь тебя успокоить.

– Но я, как бы, не нервничаю.

– Нервничаешь, – возразил Соби.

– Нет, не нервничаю, – более категорично заверила я.

– Нервничаешь, – уверенно повторил парень.

Он что, решил поиздеваться? Резким движением я скинула с плеч его руки.

– Вот видишь, дёргаться стала, – добавив в голос сожаления, указал Соби.

Точно издевается. От этого убеждения мои нервы действительно напряглись. Без всякой жалости я послала в насмешника удар локтём. Раздался страдальческий стон.

– Теперь и драться начала. Это верный признак назревающего бешенства.

Я повернулась к парню и вонзила в него пылающий взор разгневанного Зевса.

– Раз считаешь меня бешеной, то держись подальше! – прошипела я.

На лице Соби внезапно вспыхнула улыбка восхищения, а во взгляде сверкнуло желание.

– Уау! Стэки да!25 Как ты прекрасна в гневе!

– Отстань!

Но наглый насмешник приподнял пальцем мой подбородок и вновь приблизил ко мне своё лицо. Решил повторить попытку поцелуя? Бабник! Теперь точно не получится! Я развернулась настолько резко, что мои длинные волосы хлестнули нахала по щеке.

– И так соблазнительна!

Я не видела наглеца, но прямо-таки спиной почувствовала его жадный взгляд и ясно представила, как он хищно облизывается. Подойдя к дивану, я схватила думку и, не оборачиваясь, швырнула её за спину. Развратный тип! Пусть только попробует прикоснуться ко мне!