Никита сказал, что никуда из этой квартиры уезжать не собирается. Что если Ире приспичило разводиться и разбегаться - пусть едет в эту панельную хрущобу и живет там. А он, Никита, с места не сдвинется. Он и женился на ней по двум причинам: знал, что не будет хлопот с детьми и родственниками и что жить будет в центре, в настоящей квартире, а не собачьей конуре. Со временем здесь все его будет, ходы он уже ищет. И вообще у него нет денег на такие причуды, как переезды и покупка современной мебели. Пусть продаст жемчужное ожерелье, все равно, считай, краденое, на все хватит и еще на жизнь останется. С покупателем он поможет. А менять образ жизни не собирается: одной женщины ему мало, и он еще не старик. Впрочем, если Ира передумает, он не против: будут жить, как жили, а свою квартиру он отдаст сыну - мальчик уже подрос.
- Нет, я решила - уеду. Я ведь уже даже не жена - так, обслуга. Забыла, когда у нас последний раз что-то было. Он же так устает! И про контрразведку все наврал, "полковник". Он и в армии-то никогда не служил, здоровье не позволило. А когда я ему и это сказала, он мне очень спокойно заявил: "Не переношу истеричек. Одна мне уже пыталась испортить жизнь пришлось уговорить повеситься. Да-да, я вашу Елену Прекрасную убедил в том, что она должна покончить с собой, если не хочет, чтобы меня арестовали и расстреляли. Она послушалась, как миленькая. И не смотри на меня так: меня в это время в Москве не было. Официально. И нет ни следов, ни свидетелей".
Значит, мне не почудилось! Это был Никита. Лгун, воришка, убийца... И я осталась в полной зависимости от него, когда Ирина уехала. Может, он и подождет, пока девяностолетняя Лидия Эдуардовна сама отойдет в лучший мир. Но мне-то всего тридцать шесть! И ради осуществления мечты - получить всю квартиру, меня можно и "поторопить"... Проклятая квартира!
Глава восьмая. Скажи мне, кто твой друг...
Тысяча девятьсот девяносто второй год ознаменовался для дома в Чистом переулке состоянием "повышенной тревожности". Никто ничего не знал, никто ничего не понимал. Новых жильцов в постепенно освобождавшиеся комнаты не подселяли, но и занимать эти комнаты никому официально не разрешали. Загадочное тогда еще явление "приватизации" тоже не имело к старому московскому дому никакого отношения - он этой самой приватизации не подлежал по причине "крайней ветхости и аварийного состояния". Хотя "аварийного состояния", как такового, не наблюдалось, дом просто требовал капитального ремонта. Как, впрочем, больше половины домов в первопрестольной.
Никита предупредил меня и Лидию Эдуардовну, чтобы мы без него не предпринимали никаких шагов по изменению жилищных условий, даже если нам предложат по отдельному особняку каждой.
- В лучшем случае получите по однокомнатной хрущобе у черта на куличках. В худшем - по комнате в коммуналке же, но тоже не в центре. И в любом случае вас обманут.
Лидия Эдуардовна иронически усмехнулась:
- Если бы мне предложили тот особняк, где я родилась, тогда, пожалуй, согласилась бы. Сейчас это становится модным - возвращать отобранное когда-то. К сожалению, на месте моего дома - цековские хоромы о двенадцати этажах.
Я промолчала. Для меня любой переезд представлялся трагедией. Одна я не выживу - избаловалась, а какие соседи попадутся, неизвестно. Оставалось только молиться, чтобы "баронесса" прожила подольше. При ней я, как ни странно, ощущала себя в относительной безопасности.
Ибо от того, что происходило в нашей квартире, мы обе были, мягко говоря, не в восторге. Подруги Никиты менялись чуть ли не еженедельно, причем критерий отбора был достаточно загадочен. Изысканную интеллектуалку-филолога сменяла приемщица из районной прачечной, а среди бела дня, дыша духами и туманами, на пару часов заезжала роскошно одетая и увешанная драгоценностями дама со смутно знакомым по теле- и киноэкрану лицом. Телефон звонил практически круглосуточно, причем отличить деловые звонки от личных было невозможно. В общем, жизнь била ключом.
- Никита, - спросила я как-то своего беспокойного соседа, - скажи мне все-таки, зачем тебе столько женщин? Ты что, решил побить рекорд Казановы? Или это у тебя спорт такой?
Ответ оказался несколько неожиданным:
- Милая моя, рекорд Казановы я, как ты изволишь выражаться, "побил" давным-давно. У меня в жизни было уже больше тысячи женщин. И, надеюсь, будет еще несколько... десятков.
- Зачем столько?
Никита был в прекрасном настроении: то ли какая-то сделка удалась, то ли удалось без особых хлопот избавиться от очередной партнерши. И поэтому разговорчив больше, чем обычно.
- Видишь ли, девочка, для меня интересен сам факт победы. И чем неприступнее кажется женщина, тем слаще миг торжества. Дай мне двадцать четыре часа и возможность уединиться - и любая, понимаешь, любая будет моей. И никогда от меня не уйдет, если я сам этого не захочу...
- Значит, ты хотел избавиться от Иры?