Как в сказке

Огонесса унеслась, а Пламения снова стала наставлять Алёну, как поместить зажжённую спичку в рот и не обжечь язык и губы, как проглотить пламя со спички, как коснуться огня кончиками пальцев и прочее, и прочее. А когда появилась Ная… О, вот тогда-то и начались настоящие мучения Алёны, потому что от теории они с Пламенией перешли к практике. После первой попытки сразу пришлось воспользоваться помощью Наи, ведь только она из всей собравшейся компании могла за секунду вылечивать раны и ожоги. После того, как Пламения убедилась, что Алёна однозначно не прирождённая глотательница огня, она дала своей подопечной смазать специальной мазью пальцы, язык, губы и вообще всё, что она теоретически могла обжечь. Мазь, как и все развлечения с огнём в общем и целом, тоже была необычная. Она имела довольно густую консистенцию, синеватый оттенок и очень противный запах и вкус, на ощупь она была холодная и неприятная. Но когда Алёна не без отвращения втёрла мазь везде, куда велела Пламения, она за пару секунд впиталась оставив после себя только лёгкое покалывание. Губы, язык и руки Алёны не окрасились в синий цвет (к удивлению и радости последней). Алёна хотела было попросить Пламению дать ей немного воды, чтобы запить неприятный привкус мази, но язык отказывался слушаться.

– Пока немного побудешь без голоса, – объяснила мама Огонессы, поймав на себе Алёнин испуганный взгляд. – Это пройдёт через пару часиков.

«Почему не сразу?» – беззвучно прошептали Алёнины немного онемевшие от мази губы.

– Потому, что если бы ты была прирождённой огнеглотательницей, мазь бы тебе только навредила, – уверенно ответила Пламения. Она, как оказалось, умела неплохо читать по губам.

«Воды, пожалуйста, воды».

– Без проблем, – Пламения протянула Алёне стакан воды, капнув в него три капли какого-то снадобья.

«Спасибо».

Алёна сделала один глоток, потом другой… Жидкость была на вкус приятной, сладковатой, она сразу заглушила гадкий привкус мази. Когда Алёна осушила стакан, ей безудержно захотелось спать.

– Алёна, проснись! Бери спичку, – раздался как будто сквозь вату голос учительницы.

Нет, Алёне решительно не хотелось просыпаться. Ей сейчас было просто необходимо немного отдохнуть. А позаниматься с Пламенией она ещё успеет… успеет…

«Не надо… не надо… я успею… успею…»

Алёнины губы шевелились всё медленнее, разжимать их становилось всё сложнее. Держать глаза открытыми было уже невозможно. Она никому ничего не должна. Почему от неё всегда кому-то что-то нужно? Почему все не могут просто оставить её в покое? Просто не трогать. Хотя бы час-другой. Ну почему?

Неожиданно огромный огненный шар сильно ударил Алёне в грудь и тут же разлетелся на куски, причиняя невообразимую боль.

– А-а-а! – закричала Алёна (надо же, голосок вернулся!), отброшенная к стене горячей волной. Боль причиняли не столько новые ожоги, сколько плечо, которым она во время падения с неприятным хрустом врезалась в угол буфета (они занимались на кухне).

– Святые Эльфы! – крикнула Пламения, бросаясь к Алёне. – Что с тобой?

Что могла ответить ей Алёна? Она была готова в любую секунду потерять сознание от боли. Девочка кончиками пальцев дотронулась до ушибленного (очень мягко сказано!) плеча. Это лёгкое прикосновение вызвало такую адскую боль, что Алёна издала последний стон, больше похожий на предсмертный хрип, и потеряла сознание.

Пустыня. Жарко. Хочется пить. Очень. Алёна, кажется, всю жизнь бредёт по этим зыбучим пескам, а воды всё нет и нет. Алёна точно знает, что если она не найдёт воду прямо сейчас, то умрёт от жажды. Всё уплывало из-под ног, перед глазами шли круги, как по воде, когда в неё бросишь камень. Вода. Вода – это жизнь. Не бывает жизни без воды. Алёна не хочет, не хочет умирать! Но воды нет. Значит, нет ничего. Алёну сейчас поглотят зыбучие пески, но у неё нет сил сопротивляться. Она не хочет умирать, но она умрёт вот уже через секунду. Алёна не ощущает смерти. Она всё так же идёт, ровно и медленно, только уже под землёй. А навстречу ей идёт мама и ведёт за собой сиреневую козу с крыльями. Мама говорит Алёне строго: «Смерть – не повод пренебрегать мытьём посуды». Теперь Алёна уже под грудой тарелок, величиной с двухэтажный дом. Она трёт эти тарелки маленькой тряпочкой, но жирные разводы не оттираются. Тут есть вода, но Алёне нельзя её пить. Никто не запрещал ей, она просто знает это. У неё очень сильно болит голова. Она теряет сознание и летит с бортика тарелки, которую она мыла. Вниз-вниз-вниз…

– Нет, всё никак. Не просыпается девчушка, – раздаётся усталый, взволнованный голос. Этот голос идёт откуда-то издалека, из прошлой жизни. Неужели, это мама? Неужели, она снова будет заставлять Алёну мыть эти дурацкие тарелки?

– Нет, нет, нет! Не хочу! Отстань… – бормочет Алёна, отбиваясь от сиреневой козы, которая хлещет её по лицу гигантскими крыльями, верещит, как ненормальная: «Ах, батюшки! Подружка моя любимая!», и топчет Алёну своими раздвоенными копытцами.

Но тут прибегает Ная с хворостиной и отгоняет козу. Алёне становится совсем хорошо, и она засыпает… Крепко, без снов…