Но твой отец только рассмеялся: "Думаешь растить его в этой халупе, у которой неизвестно на чем стены держатся? Первое дело — дом, потом уж все остальное" И велел мне выглянуть в окно. Хм, там стоял груженный кирпичом грузовик. Я не врубался. "Видишь кирпич? — спросил он меня. — Это тебе. Осталось от последней стройки. Будешь с умом работать, может, и два этажа выгадаешь". И из этого кирпича, работая по выходным, я выстроил себе дом. — Рино продолжал крутить кирпич в руках. — Точь-в-точь как этот. Не думаю, чтобы отец рассказывал тебе эту историю, не в его это духе. А когда он начал все реже вызывать меня, я понял, что у "Евробилда" дела плохи. Теперь строительных компаний — как собак нерезаных. Последний раз когда я его видел? Полгода назад, в сквере около корсо Витторио. Сидел на лавочке. Голова покачивалась, руки дрожали. Там еще был филиппинец, который нянчился с ним, как с младенцем. Он меня не узнал. Пришлось три раза повторять свое имя. В конце концов до него дошло. Он улыбнулся. И знаешь, что он мне сказал? Он сказал, чтобы я не беспокоился, что теперь ты за него. И что "Евробилд" в хороших руках. Ты слышал? В хороших руках.
Рино треснул кирпичом по столу так, что кирпич разлетелся на две половинки, а Макс Маркетта еще сильнее вжался в огромное кресло из черной кожи.
— Везучий ты тип, скажу я тебе. Если б я не увидел этого снимка, лежать бы тебе сейчас на каталке в "скорой", поверь мне. Но тебя пронесло, и тебе вечно все будет сходить с рук, потому что мир сделан под таких, как ты. — Рино улыбнулся. — Мир скроен под посредственностей. Ты все правильно делаешь. Берешь черных рабов и восточных ублюдков и не платишь им ни гроша. И они не возникают. Потому что голод — не тетка. А работяги, которые корячились на эту фирму? Их — в задницу. Даже не позвонили! Правда в том, что нет в тебе уважения ни к этим сукиным сынам, которые крадут у нас кусок хлеба, ни к нам, ни даже к самому себе. Посмотри на себя, шут гороховый... Шут, переодетый хозяином. Я не стану ломать тебе кости только из уважения к твоему отцу. В конечном счете, видишь ли, весь вопрос в уважении.
Рино поднялся со стула, распахнул дверь и вышел из кабинета.
Минуты две Макс Маркетта приходил в себя от испуга. Реакция его сильно напоминала поведение сардины: если после нападения она остается в живых, то как ни в чем не бывало начинает с прежней энергией работать плавниками.
Макс поднялся, разгладил пальцами костюм и поправил прическу. Руки еще дрожали, под мышками было холодно, словно туда положили по кубику льда.
Он глубоко вздохнул и спросил себя, не заболит ли желудок от отбеливающей полоски, которую он проглотил, когда оказался прижатым к стене. Может, стоит позвонить зубному? Или гастроэнтерологу?
Черт, и как только отец умудрялся работать с такими кретинами? Вот из-за этого психанутого нациста и остальных таких же бездельников "Евробилд" чуть было не пошел ко дну.
Черномазые — другое дело, они его уважают. И Макс возблагодарил отцовский артериосклероз, который помог ему занять причитающееся по праву место и отвести корабль в спокойные воды, чтоб залатать пробоины и избавиться от налипших на него паразитов.
Ладно, Дзена здесь больше не покажется. Что-то подсказывало Максу не пускать в ход адвокатов и не подавать на него заявление, а оставить все как есть и просто держаться от него подальше.
Но кое-кому это с рук не сойдет. Эта дура секретарша не предупредила его о приходе Дзены и даже не додумалась вызвать полицию.
Он поднял трубку, нажал кнопку и дрожащим голосом проговорил:
— Синьора Пирро, вам не трудно зайти ко мне? — Положив трубку, он поправил галстук.
Несколько недель он искал предлог послать к чертям собачьим эту старую клячу. Вот и славно, она сама преподнесла ему такой предлог на блюдечке с голубой каемочкой.
"Нацисты появились в Германии в начале XX века. И всем обязаны своему основателю Адольфу Гитлеру.