Как Веприк, сын Тетери, маманю спасал

Бортники, не сговариваясь, дружно ухватили грека за руки, не дав и шагу ступить. С высоты Горынычу открылось такое зрелище, что он чуть на землю не свалился от удивления: на опустевшем пригорке осталась разряженная девица, видимо та самая, о которой пелось в песне, трепыхаясь в мускулистых руках растрепанной красной козы без ушей и кота с дырой на заднем месте. Юная красавица крутилась, кусалась и била мучителей ногами.

— А! Коварные дикари! — вопил Фукидид. — Вот он, ваш ужасный план! О, я добрый наивный грек в безжалостных руках русских злодеев!

— Прости меня, дяденька Фукидид, — кричал Веприк со слезами, пытаясь обнять своего никейского друга. — Это я придумал на тебя змея приманить!

Грек, рванувшись с негреческой силой, вывалился из рук русских злодеев, стряхнул с себя Веприка и бегом бросился прочь. За ним вдогонку понесся весь хоровод, а по воздуху их нагонял Змей Горыныч. Он выпустил вперед страшные лапы и хотел уже схватить грека, но хитрый Фукидид с разгона бросился плашмя на землю и змеевы когти пронеслись над ним, задев и повалив нескольких преследователей.

— Что ж ты делаешь, Фудя?! — обиженно крикнул Добрило, поднимаясь с земли, охая и потирая ушибленный бок.

— Что я делаю?! — возмутился грек возобновляя свой неистовый бег. — Вы меня хотите змею отдать — и на меня же еще и обижаетесь?!

Промахнувшийся Горыныч совершал в воздухе поворот, заново прицеливаясь к своей жертве. Его крылья гоняли воздух с такой силой, что под ним поднялся целый снежный буран. Хвост чудовища то и дело касался земли, оставляя в снегу темные грязные борозды, так низко зверь летел. Не успел он сомкнуть на Фукидиде когти, как тот нырнул животом на чьи-то санки и унесся вниз с горы, правя к березовой роще. Змей ткнулся головами в снег и чуть не сломал одну шею. Разгневанный, он поднялся повыше и выпустил длинную струю огня в сторону рощи, так что некоторые деревья запылали. Неожиданно из рощи на пригорок хлынула толпа народа, прятавшегося там от чудовища. Фукидид замешался в этой толпе и исчез.

Змей с размаху приземлился перед березовцами и, злобно таращась на них шестью круглыми глазами, сипло потребовал:

— Отдайте красу-девицу, тогда никого не трону.

Его мерзкие головы качались над людьми, как вершины деревьев, и каждая шея была толщиной с деревенский священный дуб. Березовцы с недоумением стали оглядывать друг друга в поисках красы-девицы. Сначала тихонько, а затем все смелее зазвучали голоса протеста:

— С ума вы что ли все посходили? Вот и парни соседские все пристают: красавица да красавица! Ты ж красавицу нашу, Смеянушку, украл уже, забыл что ли?! Кого тебе еще?!

Фукидид в это время скромно стоял на четвереньках в самой гуще толпы. Увидев Веприка он решительно заявил:

— Не смей даже подходить ко мне, коварный маленький дикарь, которого я считал своим другом!

— Дядя Фукидид, — зашептал мальчик, размазывая по лицу снег и слезы. — Я хотел, как лучше! Мы хотели узнать, где дракон живет. Мы сначала думали его сюда заманить и убить, а потом решили послать кого-нибудь в нору змеиную, чтобы весточку оттуда прислал — куда змея его затащит и как туда лететь. Ты же один на мисочках писать умеешь!

— Молчи, злодей! — оборвал его грек.

— Я буду есть вас по одному… нет, лучше — по трое, — пообещал Змей Горыныч. — Пока не доберусь до своей красы-девицы.

— Какой дурак ему сказал, что тут какая-то еще краса-девица живет? — сердито спрашивали в толпе. Добрило с Веприком виновато переглянулись.

— Как бы я вам весточку послал, если летать не умею? — злобно прошептал грек.

— Вот, я голубку принес, если выпустить ее на волю, она сразу домой полетит. Даже из змеиной берлоги дорогу найдет, — и Веприк протянул свою коробочку. — И кору березовую воском натер.

Грек долго смотрел своему маленькому приятелю в лицо и хмурил брови.

— Если вы нас всех потом не спасете, — наконец шепотом сказал он, выхватывая коробочку с голубем, — я тебе оторву твои подлые уши. И брошу на съеденье диким белкам.

Грек повесил себе на шею коробок, сделал шаг вперед, но опять обернулся к Веприку.

— Пойдешь в Киеве на греческий двор, — сказал он. — Найдешь там Креонта. Запомнил?

— Ну так как?! — спросил змей и топнул лапой.

В толпе народа произошло волнение и вперед выступила черноглазая молодая особа с плетеным коробочком на шее, обсыпанная снегом с ног до головы, зато с радужным павлиньим пером, криво торчащим у нее за ухом.

— Э-э-э-эт я! К-красивиссс здешний, — у Фукидида от страха зуб на зуб не попадал, к тому же у него никак не получалось говорить о самом себе в женском роде да еще и писклявым голосом.

— Чего?! — не понял змей. — Я что-то ничего понять не могу, что ты там бормочешь.

— С-с-с… с-с-сись… С-с-сисьняюсь осень, — признался грек.

— То не зоренька ясная? — уточнил змей.

— Я-я-я. Я с-с-самый и ес-с-сть!

— Что ж ты за красавица, если ни одного слова выговорить нормально не можешь? — немного удивленно произнес змей.