Как Веприк, сын Тетери, маманю спасал

— Это все он! — без промедления соврал Чудя и ткнул пальцем в Добрилу, а сам про себя начал нарочно думать: «Слава тебе, Ладушка пресветлая! Я очень уважаю богов — а Ладу больше всех! Ты самая красивая, самая всемогущая, самая грозная, самая волосатая… ой!»

— Обидно мне, что не сразу узнали, — надула богиня розовые губки, но тут же улыбнулась — и от той улыбки на деревьях листики зазеленели. — На да ладно. Я ругаться не люблю, я миловать да дарить люблю, уж такая я есть!.. А ведь я вам помочь пришла! Сироток пожалеть: уж больно мне пирожок дуняшкин понравился!

— Это который откусанный? — удивился Чудород.

— Не в том дело, что откусанный, а в том дело, что от сердца оторванный! Не хотела Дуняша с ним расставаться, а все-таки отдала — то мне и дорого. И повеселила она нас, давно так не смеялись! Упросила я богов явить по одному чуду для вас: и грозного Перуна, и Даждьбога, и Стрибога, хозяина ветров, и Велеса, что зверями командует и домашним хозяйством. На пути своем многотрудном не унывайте, знайте: вы не одиноки, есть у вас помощники. Но и сами не плошайте! — строго напомнила богиня. — Не грусти, Вепрюшка, верь в хорошее. С тем и оставайтесь.

Она улыбнулась на прощание и повернулась уже, чтобы уйти.

— Постой, Ладушка пресветлая! — завопили Добрило с Чудородом в один голос. — Скажи, кто нам туров послал на помощь и защиту? Кому подношение жертвовать: всемогущему Перуну или Велесу звериному?

— А это вы благодарите лес-батюшку, — ответила богиня. — Балует он тетериных сироток…

И с этими словами растворилась в синем сумраке. С минуту еще все сидели неподвижно, глядели на зеленую травушку среди холодного снега и думали о своем.

— А что это только по одному чуду боги-то явить нам в помощь могут? — наконец деловито спросил Чудя.

Костерок вспыхнул ярче, вокруг него завертелась метелица и из ветра сложился знакомый ласковый голос:

— А вам, болтунам, Чудороду с Добрилой, за поведение ваше непочтительное Перун и Велес вообще хотели языки оторвать и вместо носа приставить!

— Ты слышал, языки нам хотели оторвать? — прошептал в ужасе бортник.

— Слава вам Перун да Велес! — не сговариваясь, хором завопили оба болтуна.

— И Ладушке слава! — добавил на всякий случай Чудя.

— И Ладушке! — согласился Добрило. — И всем богам тоже слава!

Они сунули руку за подношением, но на шкурке остался лежать только несъеденный грецкий орешек, который Фукидид прошлой осенью подарил Дуняшке, а Добря отобрал, чтобы не подавилась. Подумав немного, мужики бросили орешек в костер, надеясь, что такой редкий невиданный плод приведет богов в хорошее настроение, пусть даже всем достанется понемножку.

— 18 УШИБЕВНА

Почти три недели путешествовали березовцы с дикими быками по лесам и степям. Места, где они шли, были им незнакомы, но они верили, что не зря летала над ними голубка — ладушкина любимая птица, не напрасно неукротимые туры приняли их в свою семью, не могли они завести, куда не надо. Шагали медленнее, чем туры шли бы без людей, но быстрее, чем люди шли бы без туров — долго ли, коротко ли — пока однажды утром перелесок, по которому шло стадо, не кончился над речным обрывом, с которого открылся величественный вид на широкую заледенелую реку и раскинувшийся на правом берегу деревянный город с высокими валами и могучим кремлем.

— Киев! — выдохнули разом три путешественника.

— Му-у-у! — крикнула Дунька, которая совсем отвыкла от человеческой речи и теперь только мычала по-коровьи.

Туры останавливались, глядели на город и поворачивали назад в лес: их путь теперь лежал в стороне от людских поселений, дальше на юг, в теплые степи. Красавушка подошла к людям и подождала, пока Добрило снимет девочку, потом фыркнула ей в лицо на прощанье, отчего брови и ресницы у Дуньки мгновенно покрылись инеем. Корова внимательно посмотрела на бортника: сможет ли такой большой и глупый дядька хорошо заботиться о девочке, не оставить ли ее себе? Потом она тоже повернулась и пошла к перелеску.

— Спасибо вам, звери добрые! — крикнули березовцы и низко поклонились своим рогатым спутникам и защитникам. — Век помнить вас будем!

Вожак, зная уже обычаи, наклонил в ответ голову, а потом задрал ее к небу и трубно заревел — прощался с людьми и сообщал стаду, что дальше они идут привычным звериным путем.

Березовцы постояли, посмотрели турам вслед и начали спускаться к реке, через которую по льду вилась расчищенная дорога на тот берег. Как ни торопились они к уютным человеческим жилищам, в город попали уже в сумерках.

Пройдя пахнущее дымом поселение кузнецов, путешественники задумались, где бы им заночевать. На улице уже стемнело и народ, опасаясь грабителей, заперся в домах.

— Сейчас попросимся на ночлег в крайнюю избу, авось приютят, свет не без добрых людей. Или скажут, к кому можно попроситься… Поговорить только надо по-хорошему… Акхм! — Добрыня откашлялся так, что Веприк с Чудей вздрогнули: похоже было, что громом раскололо столетний дуб. — Хозяева! Люди добрые! Пустите странников переночевать! — загудел Добрило. — Молчат… Не слышат, что ли?