Чедвик, никогда не сталкивавшийся с психоделической культурой, наивно считал, что “травка” – это то, что растет на газонах, “приход” – местность, где живут члены одной церковной организации, “косяк” – деталь оконного или дверного проема, а “кислота” – класс химических соединений. Какое-то время он наслаждался захватывающей жизнью с Шантраль и ее “кайфовыми” (вернее, “кайфующими”) друзьями. Он ходил на первые концерты групп
Прием № 30
Будь осторожен с тем, чего желаешь!
Прежде чем натянуть свои шерстяные брюки и шетландский свитер и отправиться на охоту за благородной Дичью, выслушайте мой совет. Чтобы уяснить свои желания, задайте себе такие вопросы:
1. Действительно ли я больше люблю музыку Вагнера, чем П. Дэдди[17]
?2. Знаю ли я (и хочу ли знать), кто такие Ренуар и Мондриан?
3. Действительно ли я хочу проводить отпуск, обозревая виноградники в городе, где ни одна живая душа не говорит по-английски?
4. Действительно ли я хочу жить по всем неписаным правилам высшего света?
Но довольно скоро сладкий сон стал превращаться в кошмар. Друзья рассказывали ему леденящие душу истории о своих экстатических переживаниях: один почувствовал себя вороном, другой – Иисусом Христом, третий – Мальчиком-с-пальчик.
“Я в это не верил, пока сам не стал жертвой галлюцинации, – рассказывал мне Чедвик. – Как-то я принял кислоты, поймал кайф, а тут приятель подсунул героина. Я увидел, как из коробки высунулся палец с длинным красным накладным ногтем и указал на меня. Женский голос произнес: “Хочу тебя. Пойдем со мной”.
И это было только начало. Когда Чедвик пришел в себя, они с Шантраль поняли, какую опасность таят наркотики и связанный с ними образ жизни. Они взглянули друг на друга и произнесли: “Куда же скрылись все цветы?”[18]
Чедвик, который очень любил Шантраль, забрал ее домой, в Нью-Джерси. Наверное, увидев “сельский домик” его родителей, она была ошеломлена так же, как я при первом знакомстве с пристанищем Кена. Шантраль и Чедвик поженились, и у них родились две очаровательные дочки.
Отныне к услугам Шантраль были повар, садовник и экономка, так что делать ей было совершенно нечего. Чедвик, поддерживавший художников и участвовавший в культурной жизни Нью-Джерси, стал светилом среди тамошних людей искусства. Все это звучит великолепно, только вот Шантраль так не считала. По сравнению с новой жизнью Хайт-Эшбери казался ей просто раем. “Пересадка” в аристократическую среду обернулась для молодой женщины подлинной трагедий.
В силу своего положения Чедвик должен был принимать дома множество влиятельных людей. Но стоило ему устроить вечеринку с коктейлем или обед, как у Шантраль сразу находились какие-то неотложные дела. Коллеги Чеддвика знали, что у нее не так уж много других занятий, а потому недоумевали, каждый раз не заставая ее дома. Чедвик и Шантраль не бывали в гостях вдвоем и вообще редко выходили вместе. Пошли слухи, что с бедняжкой Шантраль “не все благополучно”.
Много лет спустя, снежным вечером, я пришла на прием по случаю восьмидесятилетия матери Чедвика, который она устраивала на Манхэттене, в Артистическом клубе. В какой-то момент мне понадобилось выйти. Я долго ждала у двери в туалет и, наконец, решив, что там никого нет, тихонько постучала. Дверь распахнула заплаканная женщина средних лет в роскошном манто. Она попыталась прошмыгнуть мимо меня, но я ее узнала.