Как воспитать незаурядную личность

Орнамент реальной жизни, разумеется, много богаче даже самой развитой фантазии. Но чаще всего родители, обладавшие истинным авторитетом, умели сформировать убеждения и принципы в детях. Эрнест Хемингуэй и Билл Гейтс не стали продолжателями отцовских дел, но образы родителей определенно повлияли на их становление. Еще больше прямой связи наблюдается в отношениях учеников и учителей (Эрнест Резерфорд – Нильс Бор и т. д.).

И, напротив, для контраста (и понимания причин перекосов воспитания) можно вспомнить хотя бы известную историю с семейным воспитанием Марины Цветаевой, уже приводившуюся ранее. С одной стороны, «мать поила нас из вскрытой жилы Лирики…» и «мать залила нас музыкой» (нас – это Марину и младшую Асю). С другой – болезненно навязчивое желание сделать из дочери пианистку, недетская муштра и периоды щемящего отчуждения, особенно участившиеся с началом и обострением роковой болезни матери. Плюс – бесконечно далекий, существующий как бы за рамкой бытия отец, к воспитанию имеющий лишь то отношение, что он вообще существовал (пусть и как университетский профессор и уважаемый в обществе искусствовед). Вот эти несоответствия и породили дисбаланс психики Цветаевой. Взбалмошная и надрывная во всем, она и любить, воспитывать тоже могла лишь периодами, да и то – себя в ком-то. И в силу этого как мать сама была заведомо несостоятельна. Вот и рождается человек крайностей: способный достичь высшей степени реализации в творческом порыве и непригодный даже на элементарном уровне организовать бытовую форму жизни. В иных семьях такой круг воспитательского проклятия, анемия отношений к детям тянется несколько поколений (или род логично прекращает свое существование). Кстати, великолепными демонстрациями тут могли бы стать исследования жизни детей Бориса Пастернака, Генри Форда и Льва Толстого. Наверняка Тесла и Сартр понимали свою неспособность быть адекватными отцами.

Четвертый. Интересоваться жизнью ребенка, общаться с ним и внушить ему мысль о способности побеждать

Живой интерес родителя к жизни ребенка всегда сопутствует проявлениям любви. Любящий родитель способен стать для ребенка первым и главным психотерапевтом. На физическом уровне беседы и обсуждения становятся частью или логическим продолжением контакта глаз и прикосновений, на психоэмоциональном – это всегда поддержка и умение развязывать узлы жизненных перипетий. Независимо, кстати, от социального или финансового уровня родителя и без учета выбора ребенком направления для реализации. Такие теплые, заинтересованные, как бы примерные отношения существовали между отцом Эрнеста Хемингуэя и самим будущим писателем, между отцом Пабло Пикассо и живописцем, между двумя виртуозными Ростроповичами – отцом и сыном. В системе отношений «мать – сын» почти идеальны отношения Аврелии с Цезарем или Александры Бекетовой с сыном Александром Блоком. Конечно, отцовский и материнский интерес к ребенку проистекают из любви: когда мать бросает все дела, полностью отдаваясь поискам бытовых подробностей для произведений сына (как в случае с Гоголем), то это тоже проявление интереса, воплощенного в слепой материнской любви.

Тут крайне важно подчеркнуть, что интерес – это не просто беседа родителя с ребенком. Это обязательный акт поддержки, ободрения или, по меньшей мере, ценный комментарий происходящих событий. Прекрасно это видно на реакциях родителей. Например, когда 15-летний Жорж Сименон бросил школу (чтобы начать работать и помочь нуждающейся семье), отец, который был необычайно близок с сыном, поддержал его одобрительным молчанием на фоне бурного, экзальтированного негодования матери. «Я стал писателем по собственному невежеству», – удивил он однажды окружающих. Но ведь стал же! Не в последнюю очередь благодаря поддержке отца, душу которого он чувствовал. Парню было обидно, что его родитель вкалывал с утра до ночи, но не мог содержать достойно семью. И в то же время отец оставался для него образцом ответственности ко всему и в том числе к работе (вот что проясняет феномен беспрецедентной работоспособности Сименона и его 330 изданных романов).