Как выиграть любой спор. Дома, на работе, в суде – где угодно

Я спрашиваю: зачем спорить с детьми? Лично я научился у своих детей большему, чем у любого гуру. Единственное, чего бы мне хотелось сейчас, — это больше слушать и меньше спорить. Слушай я больше, я мог бы многое узнать о любви, о творчестве, о чудесах. Я мог бы постичь великолепие непосредственности, красоту смирения и неимоверную силу честности. Будь я более чувствительным к своим детям, я бы больше узнал о чувствах и меньше — о сомнительных доводах разума и логики. Будь я мудрее, чего искренне желаю вам, я бы смотрел на своих детей как на учителей, а не как на учеников, которым слишком часто навязывал свою мнимую мудрость.

Мой опыт. Я вырастил шестерых детей. По идее, я должен считаться экспертом в области воспитания детей и знать, как с ними спорить. Но казус в том, что с возрастом у меня знаний не добавлялось. Первый ребенок, сын Кип, появился у нас с первой женой, когда нам было по двадцать лет. У меня не укладывалось в голове, как я, сам еще пацан, вдруг стал отцом. Я задал этот вопрос своей жене, которая, по сути, тоже была еще ребенком. Ее ответ показался мне волшебным эликсиром на душу — что с рождением ребенка я могу заново прожить свое детство. Вот так.

На каком-то этапе я узнал, что самый большой страх родителей — вырастить избалованного ребенка. Как будто за это их ждет тюрьма, а может и газовая камера. Однажды, когда Кипу было около шести недель, он весь вечер плакал. Я пытался готовиться к выпускным экзаменам и был страшно вымотан. Малой с удовольствием умял бутылку со смесью (это были те времена, когда кормить грудью считалось не модным, даже если у матери было много молока), но спать отказывался. Я ходил с ним взад-вперед по нашей крошечной гостиной. Я гладил его по спинке, как хороший родитель. Я качал его так, что его маленькая голова едва не отрывалась от несчастной шеи. Я его уговаривал, я его умолял. Ничего не помогало.

Мне никогда не приходило в голову, что у ребенка может болеть живот из-за газов. Никто не сказал мне, что дети иногда плачут просто так. На самом деле никто не знает, что творится в их маленьких умах и что они чувствуют. На ночь мы надевали Кипу двойные памперсы. Я открепил застежку и пощупал — сухо. Внезапно меня осенило: с этим ребенком все в порядке. Он просто избалован. Я даже похолодел от этой мысли. Я не собирался быть отцом избалованного ребенка. Только не я! Я шлепнул малого по попе, уложил в кроватку, а потом вышел из комнаты, закрыл дверь и убедил жену, что ребенку просто надо дать поплакать. О, какие это были мучения; он орал больше часа, пока, наконец, не устал и не уснул.

Я бы отдал всю правую руку, по самое плечо, чтобы исправить этот и другие, столь же невежественные поступки и методы воспитания, которыми время от времени щедро грешил. Я вообще удивляюсь, что мои дети выросли такими успешными и состоятельными людьми. Наверно, это заслуга их матерей и сильных природных качеств.

Размышляя об этом по прошествии многих лет, я думаю, что мои родители намного лучше относились к своим детям, чем я — к своим. Когда мне было четыре года, моя сестра, малышка Пегги, как мы ее звали, которой было около трех лет, однажды утром почувствовала себя плохо и к вечеру умерла, став жертвой церебрального менингита. После ее смерти я почти десять лет был единственным ребенком в семье. Я до сих пор помню, как мои родители боялись — хотя никогда об этом не говорили, — что со мной что-нибудь случится. Они меня холили, лелеяли и любили. Живой ребенок был для них самой большой драгоценностью. Я не скажу, чтобы меня баловали, — вовсе нет. Но меня редко ругали и наказывали, зато часто хвалили. Меня учили быть «маленьким мужчиной», но позволяли быть ребенком. Я ходил на музыку, хор, рисование. Я сочинял стихи. Родители рассказывали мне о природе, о птицах и о звездах. Я проводил бесчисленные часы с отцом на охоте и рыбалке. Центром моей жизни была семья, родители, а их центром — Методистская церковь. Мы жили в маленьком городке Шеридан, что в штате Вайоминг, — этакой тихой гавани, свободной от преступности и расовой вражды, где по случаю важных событий в цоколе церкви всегда устраивали праздничный ужин. Но для меня самым большим счастьем была возможность пропустить неделю занятий, когда мы всей семьей отправлялась в горы, где жили в старой палатке и охотились на лося. Разве мог такой ребенок с такими родителями не развиваться и не расти? Оглядываясь на себя в свою бытность родителем-ребенком, я не могу не признать, что соревновался с собственными детьми. Мы были семьей детей.