Нагнав вчера ночью свою непокорную невесту в середине Монмаут-стрит, Уилл остановил наемный экипаж и затолкал в него Эви, причем прижал ее на сиденье так сильно, что у нее не было шансов убежать.
Само собой, их спор продолжался, потому что Эви не на шутку разошлась за те две минуты, что ему понадобились, чтобы догнать ее. Она разгромила в пух и прах его манеры, моральные принципы, его намерения в отношении нее. Эви кричала во весь голос. Сначала она хотела треснуть его по ушам, а потом начала рыдать. Это было хуже всего, но когда Уилл обнял ее за плечи, чтобы успокоить, она пнула его по ноге. Он взвыл. Это тоже было больно, потому что на ней были прочные ботинки. Извозчик наверняка думал, что они убивают друг друга, потому что остановил экипаж, открыл дверцу и пригрозил высадить их к чертовой матери посреди Оксфорд-стрит.
Эта угроза немного сбавила боевой пыл Эви, и Уилл попытался хоть немного вразумить ее. Он сказал, что не собирался использовать добытые против Боумонта доказательства, предварительно не переговорив с ним. Уилл пригласил Эви присоединиться к нему, когда он будет допрашивать Боумонта, и это, кажется, успокоило ее.
Уилл пришел к твердому выводу, что у него нет иного выхода, чем поговорить с этим человеком. Поскольку он не мог запереть Эви в ее комнате – а Уиллу очень хотелось это сделать, – у него попросту не было другого способа остановить ее и не дать ей все рассказать Боумонту. Она верила в невиновность друга и наверняка считала своим долгом предупредить его. Уилла задело за больное, что она не доверяет ему и не позволяет справиться с ситуацией самостоятельно. Уилл прекрасно понимал, что все это не лучший способ для начала счастливой супружеской жизни.
Учитывая, что Эви по-прежнему была намерена выйти за него замуж.
После того как Уилл добился от Эви неохотного согласия сотрудничать с ним, она обиженно замолчала и не открывала рот до конца поездки. Он попытался еще раз извиниться за то, что с самого начала не открыл ей правду, но она зажала уши руками и отказалась его слушать. Выглядело это по-детски, Уиллу ужасно захотелось засмеяться, но он понимал, что его смех тоже будет воспринят неправильно.
Когда они наконец доехали до дома Эви, она позволила Уиллу помочь ей выйти из экипажа, быстренько поднялась по лестнице, открыла дверь своим ключом и попыталась захлопнуть ее у него перед носом. Он едва успел сунуть ногу в дверную щель, прежде чем та закрылась.
– Эви, – произнес он суровым тоном, и она сердито посмотрела на него, – я заеду за тобой завтра утром. Не выходи из дома, пока я не приеду, или буду вынужден рассказать твоему отцу о подозрениях деятельности Хибернианской благотворительной ассоциации.
Разумеется, у него и в мыслях этого не было, но угроза должна была приструнить ее. Эви повернулась к нему спиной и зашагала по коридору, а лакей, ошеломленный увиденным, поспешил запереть дверь. Дивясь тому, что ему удалось устроить такую неразбериху, Уилл вернулся домой и выпил изрядное количество бренди, что, без сомнения, стало причиной его головной боли на следующее утро.
– Все идет как по писанному, – отвратительно веселым голосом изрек Алек. – И можно не сомневаться, что девчонки Уитни уже рассказали обо всем Боумонту, причем сильно преувеличив и преукрасив свой рассказ выдуманными подробностями. Я уже предчувствую веселенькую встречу.
– Она не будет слишком уж веселенькой, если нам не удастся раскрыть заговор, – заметил Эндикотт. – Аден прислал мне утром записку. Нетерпение моего отца возрастает.
Поморщившись, Алек направил экипаж на Парк-лейн.
– В этом ты прав, приятель, – согласился он. – Но только я не могу решить, то ли желать, чтобы Боумонт все-таки был виновен, и мы смогли бы закрепить верность твоих многообещающих предположений, то ли надеяться на его невиновность.
Уилл сложил руки на груди и просто проворчал в ответ что-то невнятное. Он наконец пришел к выводу, что и ему тоже хочется, чтобы Боумонт оказался непричастен к заговору – ради Эви. Если Боумонт виноват, она будет в отчаянии от его предательства и от того, что он ее использовал в своих корыстных целях. Если же Боумонт невиновен, гнев Эви целиком обрушится на Уилла, и он опасался, что при таком повороте событий их отношения уже никогда не восстановятся. Возможно, она разорвет помолвку и приложит все силы, чтобы уговорить Боумонта простить ее. Но после прошлой ночи Уилл не мог этого допустить. Эви принадлежит ему, и уж он постарается доступно объяснить это Боумонту, ее семье, герцогу, да и вообще каждому, кому требуются какие-то разъяснения.