Как выжить в современной тюрьме. Книга вторая. Пять литров крови. По каплям

— Вася, прикинь: сижу на ИВС, холодно пиздец! И крутят какое-то странное радио, типа «Россия», но не «Россия». Короче, заезжаю, а оно объявляет: «Стеклодув». И представь: начинаются радиочтения про этого Стеклодува. Так аж десять частей вынужден был прослушать. У меня от этого ебучего Стеклодува аж аллергия началась. Реальные кожные высыпания.

Таджик рассказывал:

— …а еще белый, белый, белый мрамор хорошо идет на кладбищах. Так красиво получается, что прямо так и хочется на кладбище. Так и тянет.

Тюремный доктор не уставал повторять: баланду нужно кушать. В ней все витамины.

Спаси меня, господи, от друзей. А от врагов я сам спасусь.

С облезлой, грязной, забывшей, что такое ремонт, стены взирает карандашный Иисус. Нелепое, непропорциональное тело, хмурый взгляд. Чего ты только не видел в этих стенах!

Аварец пошел касачку писать.

Когда надеяться уже не на что, начинают надеяться на бога и «золотую» амнистию.

Живые происходят от мертвых, а мертвые от живых.

Читаю Достоевского, «Подросток», там по ходу действия в тюрьму посадили князя, и подросток с ним встречается. Князь в разговоре все время повторяет: «короче сказать». Это «короче» повторяют все кругом и в современной тюрьме. Это назойливое и бессмысленное «короче», после которого могут говорить еще часами, повторяемое через каждые пять слов, звучит и звучит.

Раньше я думал, что способен долго спать. А вот и нет! Я оказался ребенком в этом смысле. Тут есть специалисты, способные спать столько, сколько нормальный человек без появления реальных пролежней просто не сможет. Двенадцать, восемнадцать часов, двадцать часов. И это каждый день, буквально каждый, и это месяцами.

Всю жизнь стремился к добру — чужому.

Был пронзен штыком правосудия.

Город. На улице стоит припаркованный черный, как жук, джип. К нему подходит цыганка и начинает стучать пальцем в закрытое окно. Стучит долго и настойчиво. Медленно сползает стекло, из окна появляется рука с баллончиком аэрозоля против насекомых. Струя летит в цыганку. Та с проклятиями убегает.

С выездом в прокуратуру надули, с баней тоже! Теперь и с выездом в суд. Говорят, затопило Мосгорсуд. Каково! Ждали на битком набитой «сборке» с пяти тридцати утра до десяти. Наконец, вывели всех к выходу, и тут пошел среди зеков разговор о тушенке как обязательной судовой пайковой порции.

— Тушенку давай! — стал раздаваться призыв в толпе. — Ну что, братаны, без тушенки не судимся?

Пронесли коробки с тушенкой. Говяжьей! Занесли в автозаки. За тушенкой потянулись зеки. Сообщили, что вожделенную тушенку будут выдавать в здании суда.

Сели, поехали. Приехали. Половину машины выгрузили. Подождали. Снова поехали и, к вящему удивлению, оказались на централе. Всех выгрузили, а тушенка, естественно, осталась в автозаке. Спиздили-таки мусора нашу тушеночку. А нам сообщили, что, мол, Мосгорсуд затопило. Вот так, покушали мясца.

Есть дадаизм, импрессионизм, сюрреализм, индуизм, социализм, капитализм, наконец, а есть «вованизм» — стиль жизни и поведения. Когда человек, не толстея, может поглощать пищи в четыре раза больше, чем средний человек, и спать по двадцать два часа в сутки месяцами. Вовчик, являющий собой явление, услышав это слово, сказал бы так: «Че, вованизм?»

Водка требует слушателя. Идеальный слушатель — это внимательные глаза, подвижная мимика, заливистый хохот (кто ж не любит собственное чувство юмора?). И полное молчание, долгое и упорное. Иногда молчание необходимо разбавлять вопросами — короткими и в меру мудрыми: кто, что, сколько, почему, когда?

До войны (Великой Отечественной) особой символики татуировок не существовало. Многое было почерпнуто из нательных рисунков, бытовавших среди моряков. Уже само ношение татуировки указывало на принадлежность к блатному миру. «Петушки к петушкам, а раковые шейки — в сторону», — усмехались надзиратели, намекая на известные сорта карамели. В период «сучьих войн» и позже преступное сообщество разработало тайную символику татуировок, которая часто указывала на место их владельца в иерархии уголовного мира, на его заслуги, на преступную «специализацию». Если ты носил татуировку не по праву, с тебя спрашивали, и часто отвечали кровью.