Как выжить в современной тюрьме. Книга вторая. Пять литров крови. По каплям

Шептала трубка: «Ждут».
А я не верю.
Часы, года бегут,
Фиксируя потерю.
Фиксируя проход печальный жизни,
Корявый анекдот судьбы лукавой,
Где правда и вранье справляют тризну.
Надежду, угощая дубиной бравой.
По-прежнему в иллюзиях нужда,
а также в благородстве.
По-прежнему нужда
Справляется в колодцы.
Так издревле вранье танцует с правдой,
Лукаво охмуряя сердца младые,
Чечетку отбивая картонною бравадой
И тут же предлагая штампы прописные:
Что друг есть друг,
А суд есть суд,
Что есть любовь и солнца круг,
И в правде суть,
Предательство есть жуть,
И кровь — лишь рифма для любви,
А суть не в правде, а именно в крови,
И рифмы для любви другие:
Лови, беги, лупи. И вновь
Подставил бровь, пустили кровь,
Убавил круг, ускорил лов.
Упал, забили и забыли.
Забили в смерть — и вся любовь,
И только страшно ветры выли,
Когда надежду хоронили.
Шептали письма: «Ждут»,
А я не верил, уже не верил.
Обманывают себя,
Обманывают меня,
Короче, врут.
Потерю молча проживал и время мерил.
Взлетали мысли в облака,
Как птицы по весне,
Болела левая рука,
Прижатая во сне.
Я очерствел душой вполне,
Спасибо за урок.
Метался парус на волне,
Заваливаясь вбок.
За взглядом в небо я летел,
Вплетая в облака печаль.
Как мало дней, как много дел,
Как тяжела печать.
Стремленьем вниз живет река,
Паденьем существует дождь,
Бесплотен свет, бесплотна мысль,
Бесплотны облака.
Дождям ужасно рада рожь,
А хлебу человек.
Сначала вниз, потом лишь вверх,
И так текут века.

— Спасибо!

— Да, что там! Всегда рад ничего не сделать для другого!

24 октября. Свобода — что это? А есть ли она вообще? За два года я уже забыл, как она выглядит. Сны снятся исключительно тюремные. Это подтверждает, что бытие определяет даже сонное сознание. Сегодня, например, приснилось, что я получил три с половиной года. Оставшуюся часть сна высчитывал, сколько мне осталось еще сидеть.

В процессе появились новые люди. Спрашиваю своего адвоката:

— Что это за персона?

Он отвечает:

— Новый адвокат потерпевшего.

И добавляет:

— Ужас.

Я тут же подхватываю:

— Конечно, ужас. Ты на его морду посмотри. Разве можно с такой харей по судам ходить?

А адвокат отвечает:

— Ты не понял. Фамилия у него Ужас.

Был патологически жаден. Экономил на всем. Из-за жадности сел в тюрьму. Была возможность за деньги выйти, но решил сэкономить на госсодержании. В процессе сидения из-за жадности раскрутился и подвел себя под расстрельную статью. Перед расстрелом предложили откупиться — за ежемесячные выплаты можно было получить «пыжика» (пожизненно). «Сэкономлю», — подумал он. Но на деньги, и весьма большие, все же попал. Похороны обошлись в огромную сумму.

По подвалу Мосгорсуда, в пространстве между судовыми боксами, называемом на жаргоне «продол», бегал конвойный и орал.

— Все! — надрывался он. — Хватит! Обнаглели вконец. Ходят, треплются, курят где хотят. Заебали!

Вид конвойный имел устрашающий. Глаза горели огнем справедливого гнева, щеки раскраснелись. Казалось, его жидковатые волосы встали дыбом.

— Старшой! — вежливо подозвал его брат. — Подойди на секундочку.

— Какого хуя тебе надо! — гневно отозвался «продольный». Но все же подошел.

Через полчаса горячая курица и бутылка колы уже находились в нашем боксике.

— Сколько? — спросил я.

— Полторы тысячи, — улыбнулся брат.