10 ноября.
Ну весь в экземе! Весь! Ужас.Пенитенциарная система призвана менять человека. Если человек был преступником, он превращается в честного человека. А если он был честным человеком, то становится… преступником. Странная штука — логика.
Мечта о старости:
— Сижу перед камином и перебираю зубы. Золотые!
Из разговора перед телевизором:
— А баба должна быть, как левая в «Стрелках».
Вот выйду, отработаю делюгу, поеду домой в Хохляндию и на эти деньги построю дом, заведу поросят.
Как избавиться от геморроя?
Повесь его на своего товарища.
Депрессия у меня. Так и хочется наложить руки… на кого-нибудь.
— Что-то сплющило меня ото сна.
— Натурально, теперь похож на камбалу. А что! Слегка подрихтуем, и будешь ты homo fishes originalis. Поместим тебя в Кунсткамеру с припиской «Человек-камбала». Большие деньги можно заработать.
— А почему нельзя так поместить? Без этой камбалы?
— И что напишем? Hohol vulgaris, то есть «Хохол обыкновенный»? Вас таких обыкновенных — сорок миллионов.
— Пятьдесят.
— Того хуже, пятьдесят миллионов. Кто ж билет купит? Найди дурака, попробуй! А тут человек-камбала.
— А сколько платить будут?
— Ну, тебе как экспонату рублей тысяч двадцать.
— В день?
— Щас! В месяц.
— Маловато.
— Жадный вы, hohol vulgaris, проще тебя в банку со спиртом поместить — и всех делов. Прямо в банке в Кунсткамеру и задвинуть. И хлопот ноль, и потребности твои удовлетворять не надо.
— А я? — вмешался в научный разговор Вовчик.
— С тобой можно так: поместить тебя в цистерну. Будешь там таинственно гукать, гукать и головой биться о стенки. Такое загадочное явление в цистерне. Кто там? Что там? Загадка. Охранником Пиштерянца поставим.
— Не справится.
— Справится. А чего, он хоть и косой, но ответственный. Работы немного. Табличку повесим, что, мол, оно там в цистерне фруктами питается. И Пиштерянц станет следить, чтобы туда, в цистерну, хорошие, целые фрукты кидали, чтоб не гадили сверху. Воду будем менять раз в неделю, молоко за вредность — два раза в день. А ты знай себе гукай позатейливее.
— Это не по мне, гукать еще.
— Да! — Долгий тоскливый взгляд на Вована. — Можешь не справиться. Такую идею загубишь. А идейка-то что надо. Восемь часов гукаешь, два выходных, ну, там еще будут выездные, гастрольные гуканья, на ярмарках там или где еще. Тринадцатая зарплата плюс процент с того, что нагукаешь. Плюс раз в год деньги на спецодежду. Но боюсь, не справишься. Тогда вариант такой: vovanys unicles — и за стекло тебя. А там сиди себе, делай что хочешь. Говоря по-научному, веди себя естественно в привычной среде обитания. Диван, стол, телефон, еда. Много тут, понятное дело, не возьмешь, но как идею продать можно.
— А сколько мне оклад положат?
— Оно, конечно, человеку-камбале, уникальному явлению природы, положить должны больше, а ты только vovanys unicles. Думаю, рублей тысяч пятнадцать положить можно, плюс четырехразовое питание, плюс еще телефон и спать можно. Не мало? Что скажешь?
— А с цистерной тогда что?
— Что-что? Найду я без тебя гукальщика. С огоньком, с задором. Хотя ты можешь и с vovanys unicles подкачать.
Тоскливо:
— Ни на что Вован не способен. Хотя есть вариант: разрекламировать тебя как суперпуперспециалиста и пристроить конкурентам. В любое дело. Чтоб ты его на корню загубил. Будешь ты, Вован, Вованом-терминатором, уничтожителем любой затеи.
Так называемые польские воры появились после присоединения части Польши и Западной Украины к СССР. Эти воры обладали европейским менталитетом и трактовали старые воровские законы довольно широко. По некоторым данным, в ходе второй «сучьей» войны погибло около шестисот тысяч человек. Понятие «польский вор» сошло на нет. До 1991 года на территории бывшего СССР насчитывалось две тысячи коронованных воров.
11 декабря.
С позавчера по вчера проехался по централу. Побывал в трех «хатах». Три камеры за два дня. Нет, конечно, катают некоторых, но чтобы так! Не верю я в случайности, ох, не верю. Что-то явно продемонстрировано. Интересно кем?Захожу в хату. «Дорожники» сидят на связанной стопке книг. Книги в тюрьме — жуткий дефицит.
— Парни, вы что, обалдели? Как же можно сидеть на книгах?
«Дорожник», занимаясь своим делом, лениво:
— Это не книги. Это «объебон» Ваки.
— Как так, сколько же томов в «объебоне»?
— Щас глянем… Пятнадцать.
— Если у человека обвинительное заключение состоит из пятнадцати томов, сколько же томов в самом деле?
— Около двухсот, может, больше.
Ваня Рязанский о своем подельнике:
— Мой-то из суда вернулся?
Вака, яростно расчесывая тело: