Как выжить в тюрьме

Во-вторых, тело, которым мы обладаем в нынешней жизни, даровано свыше за совершенные нами поступки в предыдущих рождениях. С ранних лет мы обязаны не только заботиться о нем, но и всесторонне, тщательно его развивать. Даже если кому-то из нас будет суждено принести себя в жертву, богам угодно, чтобы мы жертвовали красивым телом, стремящимся к совершенству, а не дряхлым, запущенным организмом.

И с материалистической, и с религиозной точек зрения, человек обязан работать над собой. Любые разговоры, которые ведутся, как в тюрьме, так и на воле о том, что кто-то отчего-то “устал”, что “нет времени” или “много работы” — не более чем болтовня, словесный щит для оправдания собственной беспомощности и Её Величества Лени. Так уж устроен человеческий организм — он либо развивается, либо деградирует в зависимости от того, чем именно человек занимается в тот или иной момент. Или — или. Третьего не дано. Ещё никому не удавалось достичь совершенства, бесцельно валяясь с утра до вечера под байковым одеялом.

Не думаю, что мусоров сильно обрадует твоя забота о собственном теле. Ни разу не видел, чтобы охрана с удовольствием наблюдала, как арестанты занимаются спортом и отрабатывают удары по самодельной боксерской груше, готовясь к предполагаемому побегу, а заодно снимая физическими упражнениями стресс и восстанавливая внутреннее равновесие после общения с дебилами в милицейских фуражках.

Не знаю как другим, но мне не приходилось задаваться вопросом: нужно тренироваться в тюрьме или нет? С самого начала, несмотря на скотские условия содержания, которые мне усиленно создавали доброжелатели в изоляторе временного содержания на Подоле, а затем в тюрьме я ежедневно уделял не менее трех часов для занятий спортом. Это был естественный и закономерный ответ тела на психологический прессинг во время так называемых “бесед” и официальных допросов. Кроме того, отработка ударов отбивала желание не в меру “умных” сокамерников вести себя неучтиво.

Конечно, не всегда и не всё было гладко. Довольно часто появлялось желание обреченно махнуть рукой и ничего не делать, подобно сокамерникам, лежащим на нарах с безрадостными физиономиями, устремленными в такое же безрадостное будущее. Однако каждый раз, когда меня одолевала лень, я задавал себе один-единственный вопрос: “А вдруг завтра случится так, что от моей физической подготовки будет зависеть моя свобода, моя жизнь, мое будущее?” — и поднимался с нар.

В первые дни приходилось действовать интуитивно — организм сам подсказывал, какие упражнения следует делать, а какие нет, чтобы сохранить здоровье. Затем тренировки стали более осмысленными, я стал составлять для себя планы занятий, как это делал в добрые старые времена, когда работал в институте физкультуры старшим преподавателем на кафедре борьбы.

Сказать, что тюремная камера не приспособлена для спортивных упражнений, — это всё равно, что не сказать ничего. В тюрьме нет какого-либо подобия свободного пространства, не говоря уж о чистом воздухе и о возможности полноценно помыться после занятий. Заключенный лишен самых простых и необходимых вещей, которые настолько плотно вплетены в повседневную жизнь, что о них практически никогда не задумываешься на воле. Кстати, вынужденное голодание, когда не ешь по несколько дней, также не особо стимулирует занятия спортом. Не говоря уж о том, что ты сам себе не очень-то и принадлежишь — в любой момент тренировку могут прервать, потащив на допрос или перебросив в соседнюю камеру. Так что для лентяев существует бесчисленное множество отговорок, почему они не могут заниматься физическими упражнениями.

Вместе с тем все неудобства преодолимы, когда есть четкая цель. Иногда об окружающей обстановке просто полезно забыть на какое-то время. Любые преграды перестают существовать по мере вхождения в тренировку. Это чем-то напоминает погружение в море, когда оставляешь на берегу тяжелые мысли и весь тот хлам, который невольно накопился в душе.

Помню, я как-то лежал на деревянных досках после дежурной “беседы” с блюстителями правопорядка, умудрившимися окончательно испортить и без того отвратное настроение однообразной болтовней о моем предстоящем расстреле. Складывалось впечатление, что стражам правопорядка больше и рассказать-то мне нечего.

Что-либо делать был полный облом. Даже вешаться на металлических прутьях — и то не хотелось. Закинув за голову руки, я с любопытством наблюдал как группа из девяти клопов после непродолжительного совещания отправилась перекусить лежавшим поблизости специалистом по расчленению homo sapiens на мелкие части.