Как выжить в тюрьме

Возможностей умереть в тюрьме сколько угодно, но только не во время запланированной голодовки протеста. Руководству тюрьмы совершенно не нужна дополнительная головная боль на пустом месте. Когда состояние арестанта приближается к критическому, и он, по мнению тюремного персонала, имеет шанс реально перебраться поближе к Богу, на заключенного надевают наручники и насильно, через резиновый шланг, закачивают в глотку вонючее тюремное пойло. Смею заметить, что это не самая приятная процедура, сопровождаемая веселым подбадриванием “кормильцев” и лаем собак. После чего тюремщики, облегченно вздохнув, рапортуют начальству о благополучном завершении голодовки, о том, что упрямец “побаловался и угомонился”, заняв положенное ему место в тюремном строю. Что касается возмутителя спокойствия, то его, с дикими судорогами в животе, отправляют на перевоспитание в камеру человек на сорок, чтобы был под контролем и не учудил чего-нибудь лишнего.

Ну как — тебе нравится подобная перспектива? Совсем другое дело, когда голодаешь молча и не кричишь об этом на каждом углу. В этом случае никто не помешает тебе сделать с собой то, что ты посчитаешь нужным. Логика тюремщиков непробиваема. Раз арестант не ест — значит, не хочет, нет аппетита. Проголодается — будет жевать тюремную пайку как миленький. Если он при этом отдаст Богу душу — значит, судьба.

Особая гордость тюремного руководства называется “хлебопекарня”. О том, что в недрах Лукьяновской тюрьмы пекут свой собственный хлеб, рапортуют на каждом шагу и при каждом удобном случае вне зависимости от того, надо оно или не надо. Все проверяющие ведут себя одинаково — глубокомысленно вращают глазами по часовой стрелке, угукают и, как попугаи, послушно кивают головами с напыщенным видом.

После того, как я впервые попробовал тюремный хлеб, у меня появилась идея фикс — передать буханку такого хлеба на экспертизу и узнать, из чего он в конце концов состоит. Как долго, в какой пропорции и с чем нужно мешать муку, чтобы появилось подобное чудо кулинарного искусства. Одно время я его пытался есть, затем перестал, и вовсе не потому, что мне надоело мучное. Согласитесь, не очень приятно наблюдать, как сокамерники, с аппетитом поевшие тюремный хлеб, время от времени выковыривают из зубов осколки стекла вперемешку с кусочками мусора.

Откуда в тюрьме взялась хлебопекарня и где конкретно она находится, никто из заключенных толком-то и не знал. Ходили упорные слухи о том, что её хозяин сидит где-то неподалеку от нас в благоустроенной одиночной камере со стенами, обитыми деревянной вагонкой, и за то, чтобы ему сиделось относительно комфортно, хлебопекарня поставляет на Лукьяновку хлеб. Не знаю — соответствовало ли подобное утверждение действительности или нет, но оно, по крайней мере, кое-что объясняло. Например, то, почему данный продукт продолжает регулярно поступать в тюрьму, несмотря на то, что мистер Икс, финансирующий производство тюремного хлеба, стремится максимально снизить его себестоимость. Складывалось устойчивое мнение, что этот некто с превеликим удовольствием прекратил бы выпекать вышеназванную продукцию. Если бы, конечно же, мог...

Впрочем, без хлеба жить еще можно, чего вовсе не скажешь о воде. Без нее человеческий организм чувствует себя как-то не совсем уютно. Когда я попросил адвокатов принести мне бутылку самой что ни на есть обычной воды, они совершенно ничего не поняли, и мне долго пришлось втолковывать в их умные головы, зачем мне понадобилась эта бесцветная прозрачная жидкость.

— У вас что — в камере нет воды?

— Есть.

— ?

Чтобы понять суть моей просьбы, необходимо хоть немного пожить в тех камерах, по которым мне суждено было скитаться. Бесспорно, Лукьяновская тюрьма выгодно отличается от подольского КПЗ тем, что заключенные имеют возможность в любое время суток пользоваться краном с холодной (и только холодной) водой, находящимся неподалеку от двери внутри, а не снаружи тюремной камеры. На КПЗ такой возможности не было. Там труба с водой торчала внутри камеры, но сам кран находился в коридоре. Поэтому каждый раз, когда возникала потребность в воде, приходилось звать надзирателя и просить, чтобы он включил воду. Включать же её или нет, зависело исключительно от хорошего настроения надзирателя.

Вместе с тем, и на КПЗ, и на Лукьяновке у воды есть нечто общее — это техническая вода, по большому счету совершенно не пригодная для питья. После перевода из КПЗ в Лукьяновскую тюрьму появилась возможность кипятить воду при помощи кипятильника. Однако сколько её не кипяти — неприятный привкус остается всегда. Вода течет из-под крана, окрашенная в бледный мутно-ржавый цвет и какая-то жирная что ли, скорее всего из-за примеси технических масел. Можно только догадываться, по каким трубам и где она протекала, прежде чем попасть в камеры к заключенным.