Второй фельдшер и водитель, который так же мог похвастаться корочкой окончания учебного медицинского заведения, участия в разговоре не принимали, стоя у распахнутого кузова скоряка, травили бородатые анекдоты, пытаясь не отрубится после мытарств предыдущей ночи — опять какой-то пиздец случился и выдернули всех, насрав на график работы и здоровый режим сна. Каталка, капельница, набор первой помощи и так по мелочи, с любопытством выглядывающие изнутри колымаги.
— Э, мелкий, — отсмеявшись, вспомнил Шапкин, — давай, намотай круг, посмотри, может подъезд проходной или еще какая херня, я тут не бывал, хер знает, чего понастроили.
Лихо козырнув и щелчком пальцев отправив окурок в ближайшую лужу рядовой оперативник пошел исполнять волю закона и порядка.
— Бля, а у вас в больничке не говорят на тему этого дождя?
— Конечно, нахуй, потом догонят и еще спизданут, — Мишаня достал из смятой пачки третью сижку, — новостей нет, говорят типа ничего страшного, но Палыч отвечает, точняк тут химикаты или еще какая хуйня замешана. Красный дождь, блять, и все отлично, нахуй, сохраняйте спокойствие. В лабе пара врачей предлагали анализ сделать этого всего, но, сука, опять нахуй послали и сказали квырятся в говне депутата.
— Гандон, икры нажрался и с мигалками его по городу возить…
— Бля, это ты его прикатил в прошлый раз?
— Ага, нахуй, лучше бы пристрелил падлу. Облевал весь салон и пидорасом обозвал, что везу, как мешок с говном. Это, блять, че сказать-то хотел. У нас-то пара орлов из самых ебанутых нашлись и на улицу выползли, когда он во всю хлестал. Щас же, типа он уже мелко и местами капает. Ну вышли они и давай жопой в лужу садится.
— Че, серьезно?
— Если бы. Может тогда мозг в "копилке" разбухнет, глядишь, поумнеют.
— Это не так работает.
— Да поебать мне. Короче, они отвечают, что на вкус это, как кровь. И на вид. Да вообще по всему нахуй, как кровь.
— Бля, ебанаты вы, конечно, одобряю. Наши сидят в больничке и мотаются перебежками, чтобы несильно зацепило. Палыч ржет, как не в себя.
— С чего?
— Ну, бля, у него же батя и дед вояками были, прям потомственными. Типа с детства по полосе препятствий мотался, но в армейку не взяли и он, типа, снова на этих полигонах и плацах, смотрит, как молодняк гоняют. Только калашей не хватает и серьезных ебальников. От куста к кусту, ебана.
— Понял. Смешно.
— А я о чем.
Краем уха слушая беседу критического количества высокоинтеллектуальных личностей на квадратный метр нашего Мухосранска, я двинул в сторону пацанчика. Как же это охренительно, когда ты можешь видеть ночью, даже лучше, чем при свете дня. Я смутная тень во мраке, неуловимый призрак…
Человек заходит за угол дома.
Несколько шагов.
И я возникаю за его спиной, выпрямившись во весь рост. На две головы выше и примерно такой же по ширине плеч и телосложению.
Вы знали, что при отсоединении головы от тела, на те жалкие секунды, отделяющие жизнь от смерти, мозг все еще может воспринимать получаемую через органы восприятия мироздания информацию? Глаза моргают, а губы кривятся в тщетной попытке, что-то сказать. О чем они думают в этот момент? О том как много не успел? Как глупо умер? Или вообще ни о чем не думают, впав в ступор от разрывающего устоявшийся шаблон факта, что
Моя длань зажимает ему рот.
Он вздрагивает от неожиданного прикосновения, тянется к ПМ-у.
Мне казалось, что было бы неплохо сказать что-то… запоминающееся? Все же это будут последние слова, который услышит человек в этой жизни. Но…
Я просто вскрыл ему когтями глотку. Буквально разорвал шею в клочья от уха до уха.
Его сдавленный булькающий хрип и звук крови, пятнающей собой грязно-серый бетон, теряются в шелесте Кровавого Ливня и привычном акустическом сопровождении размеренной ночной жизни. Здесь недалеко стоит буквально дом, под завязку напичканный трупами, а об этом никто не знает и, даже не задумываясь о возможности существования подобного, продолжает заниматься своими обывательскими делами.
Подхватываю обмякшее тело и осторожно ложу его в мутную лужу.
А неплохо так этих парней упаковывают, все прям по красоте со снарягой.
Достаю из кобуры пистолет Макарова. Вместе с двумя дополнительными обоймами, рассовываю по карманам подраных и заляпанных кровью штанов.
Автомат Калашникова. Самое распространенное и популярное огнестрельное оружие во всем мире. Его укороченная версия в моих измененных Смертью руках кажется пластмассовой игрушкой. После рукотворного ада могильного кургана многоэтажки его хищные очертания и холодная уверенность профессионального убийцы не вызывают во мне ровным счетом ничего. Ни трепета, ни страха, ни раболепия. Это просто инструмент, не больше и не меньше.
Второй рожок кое-как втискивается в карман к пистолетному боезапасу.
Передернуть затвор, досылая патрон в патронник.
Снять с предохранителя, переводя на автоматический огонь.
Вешаю ремень себе на шею, продевая правую лапу.
Кажется, пора убивать.