Как закалялась сталь - 2057

Всю дорогу Марат не затыкался, похваляясь, как он здорово обвел вокруг пальца сексуально озабоченных дембелей. В какой-то момент юноша вдруг осознал, что идёт один, впереди их маленькой компании. Озабоченно он оглянулся, и чуть не присвистнул. Стром и Аня шли практически вплотную, но не касались друг друга. Даже наоборот, у обоих движения были скованными. Словно они боялись задеть друг друга, даже случайно. Шли, уставившись под ноги, и вообще не реагировали на рассказ Марата.

Ну, вот мы и пришли, - сказал Марат наделано весело. – Дальше провожать, до квартиры? А то вдруг там маньяк какой притаился? – спросил он, втайне надеясь, что Аня выберет его, они поднимутся на нужный этаж и там, в полумраке, у них получится поцеловаться и даже пообжиматься. Черт с ним, что от нее пахнет, как от доярки. Адреналин и тестостерон требуют…

Я провожу, - вдруг сказал Стром.

Чего? – не понял сначала Марат. – Ты чего?

Провожу, - повторил Стром.

И тут Марат почувствовал, что готов взорваться.

Да что же это такое? – сказал он сердито. – Сначала одних дураков оттаскиваешь. Так сразу же другие прилипают… Стром, ты мне друг, конечно. Но вы знакомы пять минут. Отпустить тебя с ней я не могу.

Чего тебе надо всё, мелкий? - с досадой спросил Стром.

Да ничего мне не надо, - чуть погромче отозвался Марат. – Я Аню знаю с детского сада. В школе учимся вместе с первого класса. Я для неё друг, товарищ, почти брат.

Ну и чего? - угрюмо спросил Стром.

Да ничего, - голос Марата стал еще громче. – Я тебе вот что скажу. Если что случится там, в подъезде, между вами… как я Ане в глаза смотреть буду?

Да не случится ничего, - в славах Строма уже послышались раскаты грома. – Ничего я не буду делать. Просто провожу.

Да развелось вас тут, провожальщиков, - уже кипел Марат. Он чувствовал, как закипает адреналин в крови. Его аж колотило от переполняющих эмоций. Его позвали – как защитника слабых – и сегодняшним вечером он будет выполнять эту роль до конца.

– Вот что я тебе скажу, Стром, - прорычал Марат. - Теперь, сейчас прямо, я беру эту девушку под свою защиту. Да, именно так. Нечего мне здесь слюни распускать. Теперь любой, кто покусится на ее тело и ….., скажу прямо, будет иметь дело со мной. Точка. Нет, не совсем. С сегодняшнего вечера любой, кто захочет тронуть ее пальцем, помимо ее желания, должен будет пройти через меня. И это, Стром, будет ….. как непросто, я тебя уверяю. Вот теперь – точка.

Блин, да чтоб вас всех, - с досадой, и уже громко сказал Стром. – Да что ты знаешь обо мне, мелкий? Что ты знаешь? – и Стром шагнул вперед, к Марату.

Но тот и не подумал уступать, а лишь чуть сдвинул ногу, принимая борцовскую стойку. Марат понимал, что драки, скорее всего, не миновать. Только вот это будет скорее не драка, а избиение. Хотя… посмотрим еще…

Ничего ты не знаешь, - прорычал Стром. – Ты вставал в пять утра каждый день? Годами? Ты тренировался сутками, так что кости трещат, и мышцы как один синяк? Ты спал на камнях, чтобы не чувствовать боли? Ты ломал руку в семи местах от одного удара? Ты что, думаешь, что я это ради того, чтобы побеждать? Ради медалей ваших долбанных?

Видно было, что Стром не на шутку разошелся.

А я хотел, чтобы меня любили! Любили! Понимаешь ты, мелочь? Чтобы мною гордились. Чтобы меня по голове погладили и сказали что-нибудь ласковое, ободряющее. Хоть что-нибудь. Ты знаешь, что это такое, жить как в стакане? В абсолютном равнодушии? Когда с тобой не говорят? Когда тебя не замечают? Или когда тебя боятся, или презирают? А я вставал, - Стром уже не сдерживал голоса. - Я вставал, Мелкий. Каждый раз, каждый день. Проигрывал, но вставал. И побеждал. На ступеньку каждый раз, все выше, думал, там меня полюбят. А еще хуже, каждый раз! Думаешь это просто? И под конец меня вышвырнули, как больную собаку. Из спорта, и из жизни. Бросили, все! Живи как хочешь, урод.

Ты не урод, - вдруг тихо сказала Аня. Разъяренный Стром взглянул на нее, и словно подавился, так и продолжал стоять, напряженный, но не в силах сказать и слова.

– Ты хороший, - еще тише сказала Анна.

Но Марат не сдавался. Он тоже повысил голос, и тоже шагнул вперед.

А ты меня на жалость не бери, - сказал он очень громко. – От меня ты ее не получишь. Ты, провожальщик хренов, знаешь ли хоть, что Аня за матерью обувь донашивает? Что у них в холодильнике мышь с тараканом повесились? Что у нее день рождения был две недели назад, и она никого не пригласила? Никого! Знаешь, почему? Потому что нечем даже угостить, разве что водой из-под крана. Понятно дело, что ты, папенькин сынок, которому каждый месяц по сто штук на проживание присылают, легко можешь ей и в трусы залезть, и куда угодно. Она с радостью всю себя отдаст, лишь бы из нищеты вылезти. Но я свое слово, Стром, дал. И держать буду. Ты не пройдешь сегодня. И никто не пройдет, пока не докажет, мне в первую очередь, что достоин. А жалобки свои сверни в клубочек, и запихни куда поглубже, понял?

Они стояли, лицо к лицу, разгоряченные, разгневанные, на последнем пределе…