Как затеяли мужики за море плыть

- Атакуй квартом, выпадай! Коли секундой, выходи во фланконад, парируй фланконад, выпадай секундой!

А скоро Беньёвский и вовсе не давал команды, и они яро дрались, словно лежала между ними какая-то давняя вражда, непримиримая и кровная. Иван силен был, вынослив и горяч, но из-за могучего телосложения не так ловок и верток, как Беньёвский. Недоставало ему и знания шпаги - только пойдет в атаку, соберется сделать выпад, а уж адмирал, ударом молниеносным отведя его клинок, откуда-то сбоку неприметно жалит его своей шпагой, разит уверенно и немилосердно.

- А ну-ка, Ваня! - кричали вошедшие в раж мужики, позабыв свои обиды. - Вколи-ка немцу в самый пупок, чего валандаешься!

- По мудям его секи, Ваня! Смирнее будет!

Иван улыбался, но было видно, что ему не до шуток, - и устал безмерно, и тело под стеганкой от ударов шпажных стонет. Стал махать клинком, не осмотрясь, со злобой, стремясь посильнее зацепить, но Беньёвский, невысокий, жилистый, с легкостью гнал в разные стороны удары шпаги горячего своего противника и колол, колол, стараясь делать это - все видели побольней да поязвительней. Потом, поймав клинком своим шпагу Ивана, завертел её мельницей, и не успел юноша моргнуть, как оружие его с лязгом жестяным ударилось о дубовые палубные доски. Мужики загоготали разом. Рассерженный Иван кинулся было шпагу поднимать, но Беньёвский к горлу его белому приставил кончик своего клинка и вежливо сказал:

- В бое фехтовальном выбивший из рук противника оружие поднять его по большей части дозволяет, но в жизни вариации различные случаются...

Иван посмотрел на своего учителя. Взгляд адмирала был ледяным и тусклым, и отчего-то вдруг сделалось не по себе Ивану, испугался даже.

- На сегодня урок закончим, - тепло улыбнулся Беньёвский. - По первому же разу вижу, что выйдет из тебя, Иван, боец изрядный. Токмо шпага, Ваня, больше ума, чем сердца, требует. Засушишь сердце свое для шпаги - равных тебе не много сыщется.

- Для шпаги токмо? - тяжело дыша, спросил Иван.

- Не токмо, - уклончиво сказал Беньёвский и в сторону пошел, платочком пот с лица дорогой утирая.

А тем временем Хрущов и Винблан уже стаскивали с себя камзолы. Пока на бой глядели, самим разведаться на шутейском поединке захотелось.

- Петр Лексеич! - кричали Хрущову мужики. - Не боишься сальце свое маленько подрастрясти? Гляди, на корабельном порционе не скоро доберешь!

Другие осторожно подзуживали Винблана, которого все не любили и побаивались его злого нрава:

- Гляди-ка, и швед биться собрался! Наверно, в Петре Лексеиче другого Петра разглядел, того, что при Полтаве разобидел его соотчичей маленько. Решил с обидчиками поквитаться!

- А ну-ка, цыц там, лясники! Поможьте лучше тегиляй сей нацепить! посоветовал Хрущов.

В это время Мавра, довольная возлюбленным, снимала с Ивана стеганку, которая, казалось, впору была и толстоватому Хрущову. Но когда двое мужиков с подмигиваньем понасунули на капитана бывшего фехтовальный доспех, где-то под мышкой холстина лопнула, и полезла вата.

- Да, не про богатырей кираса! - с досадой заметил Хрущов, поднимая вверх руки, в то время как завязывали на широкой его спине защитную сбрую. Поднесли ему и шпагу, которой бился Ваня. Он с неудовольствием взвесил оружие в руке, прикинул длину клинка, со свистом рубанул им воздух. Легкомыслие одно, - сказал он недовольно. - Когда я в лейб-гвардии служил, была у меня шпажка так шпажка, на пол-аршина подлинней сей зубочистки. Я её у прусского драгуна, убитого мной в кампанию с Фридрихом, в трофей забрал. Любо-дорого смотреть было, не то что рубиться! Долго полагал, что германского мастерства она, но потом, когда чрез полгода чистить её стал, разглядел, что на клинке, у самой эфесной бляхи, российскими титлами тоненько так нацарапано: "Сим острым мечом врагов истребляю, но есть и иной, тупой, коим дев изъязвляю". И уразумел я тогда, что проклятый тот драгун россейской шпагой воевал, в бою когда-то добытой. Вот и носил я сей вострый меч, покуда Катька меня в острог служить не направила.

Мужики сочувственно качали головами, улыбались, а кто-то в утешение заметил озорно:

- Ну, благодаренье Богу, хоть другой меч при тебе, Петр Лексеич, оставили. И то ладно!

- И то ладно! - серьезно согласился Хрущов, и все рассмеялись.

Между тем был уже готов и противник бывшего капитана. Швед фехтовального боя ради увязал свои длинные сивые патлы в тугую косицу, серьезен был и хмурился. Все заметили, что правая его рука защищена была перчаткой.

- И ты бы варежку надел, - предложил Хрущову Ивашка Рюмин. - А то намозолишь ручку - больно будет.

Но Хрущов уже никого не слушал. Противники заняли места друг против друга, а мужики, предвкушая зрелище занятное, пошире расступились, азартно потирали руки. Бойцы долго, церемонно приветствовали друг друга, вздевали вверх руки со шпагами, топали ногами, будто всем, кто смотрел на них, доказать хотели, что только им, дворянам, дозволено владеть оружием и выделывать разные непонятные многим фортеля, фигуры, пассажи и финты.